Вы, господа, прекрасно знаете, что когда-то существовал мир, где – совершенно независимо от определения его содержания – можно было ясно, пусть даже и в ограниченном смысле, определить значение вещей, и это значение устанавливалось лишь до тех пор, пока царил мир как в человеческих, так и в природных отношениях. Глядя на эти сухие ветки перед кухонным окном, я вдруг понял; то есть, стая воробьев, взлетая и опускаясь обратно, отбросила завесу с того факта, что этот мир, существование которого, кстати, многие охарактеризовали бы как условное, закончился, условия мира больше не достигаются ни в человеческих, ни в природных отношениях.
отношения, потому что теперь в этих отношениях преобладало состояние войны, короче говоря, произошел решительный поворот, вероятность которого и наше движение к которому мы, конечно, осознавали все это время (мы даже говорили друг другу, моргая, что нет никакой возможности это сдержать, все неудержимо несется к краю пропасти и т. д. и т. п.)
— за исключением того, что мы не осознавали, что изменение уже произошло.
Точно так же, как в поездке на поезде, выйдя из леса или пологих холмов, мы внезапно оказываемся посреди мрачной пустыни, именно так это и произошло, из мира в войну, с той лишь разницей, что в данном случае было гораздо труднее, если не невозможно, провести границу, где заканчивается одно и начинается другое, потому что никакая граница не разделяет эти два понятия, вместо этого одно порождает другое, каким-то образом вклинивается в другое, поэтому — в отличие от настоящей поездки на поезде — в ситуации война/мир все происходит почти незаметно, в один момент мы выглядываем в окно — и там по-прежнему лес и пологие склоны холмов, затем мы смотрим снова — и это пустыня.
Пожалуйста, не поймите меня неправильно. Когда я говорю о состоянии войны, я не имею в виду... Я не знаю... скажем, стрельбу на улицах или что-то в этом роде... Нет, это не выстрелы на улице и не страх, что по нам могут стрелять. Конечно, это может произойти в любой момент, но это не то, что делает войну, совсем нет. Это не уличная охота и тому подобное. Но когда...
... как бы это сказать... время идет, мир продолжает свой путь и по пути приходит к дорожному знаку, и этот дорожный знак никуда не указывает, дорога заканчивается здесь, движение дальше продолжаться не может, все как будто сходится здесь, и затем... по какой-то причине — и мы можем назвать это единственной истинной и необъяснимой тайной — из бутылки вырывается демон.
Этот зловреднейший демон не то же самое, что ангел смерти, ибо он не дух мира, а демон войны, восторга от того, что всё сущее может быть разрушено. Это – восторг самый сильный, высший, непревзойдённый, и ничто и никто не избегнут его власти.
Всему можно сказать «нет», кроме этого, потому что оно незаметно проникает всюду, потому что оно — начало и конец всякого настоящего высказывания, неподражаемый экстаз власти над вещами, где глубины господства совершенно безграничны.
Этот демон движим необъяснимой ненавистью, и он заставляет нас уничтожать себя. И как только он вырывается на свободу, защитный периметр вокруг нас, империя вещей вне нас, всё, чем мы властвуем, с высоты...
от коллекции спичечных коробков до королевства, все, что принадлежит нам, вдруг теряет свой смысл и распадается на части.
Я сидел у кухонного окна, и стая воробьев заставила меня кое-что понять.
На самом деле... У нас ничего нет.
IV
Уважаемые господа!
Прежде чем я поклонюсь в последний раз, позвольте мне поделиться с вами новостью, возможно, вы ее еще не слышали.
В 1981 году на Окинаве, одном из южных островов Японии, известном прежде всего американской военной базой и входящем в Восточно-Азиатский фаунистический регион, после ликвидации американской базы и возвращения японцев местные власти решили построить дорогу. До этого не существовало дороги, соединяющей южную часть Окинавы, где благодаря американской базе существовала относительно обширная цивилизация, с северной частью острова, полностью сохранившейся в первозданном виде. Строительство дороги должно было установить связь между южной и северной частями острова, между цивилизацией и природой.
Работа началась, и бульдозеры, экскаваторы и рабочие бригады прибыли в субтропические джунгли, доселе нетронутые человеком. И вот в один прекрасный день, а именно 4 июля 1981 года, в этом царстве нетронутой природы рабочие со своими бульдозерами наехали на красивую птицу. Эта птица была длиной около тридцати сантиметров, с оливково-коричневой спиной, с чёрно-белыми полосами на груди и брюхе, с длинным клювом и лапами ярко-кораллового цвета. Сами рабочие сочли её красивой, и благодаря этому туша попала в руки учёного, изучавшего фауну острова вслед за дорожными строителями и американскими войсками, и этот учёный с изумлением взглянул на тушу.