Настоящий убийца сумел сделать так, чтобы о его кровавых похождениях никто не узнал.
Был покровитель. Должен быть и повод, который заставил неизвестного вступиться за такую конченую мразь.
***
– Она мертва, – глухо выдавил из себя Макс, когда Глебу с третьей попытки удалось дозвониться до хакера.
– …Кто? – в ожидании ответа Хаос в полной мере ощутил, как крупная непробиваемая глыба, с самого рождения отягощающая левую половину груди, глухо срывается куда-то вниз.
Молчание, впрочем, довольно непродолжительное.
– Рита… Он убил ее, Глеб.
– Подожди… – шумно выдохнув, Хаос нашел глазами замершего у окна Тома и с силой сжал пальцы в кулак, призывая себя к спокойствию.
– Ты понимаешь, о чем я говорю? – в нетерпении закричал Макс. – Этот ублюдок ее грохнул!
– Откуда инфа? – хрипло поинтересовался Хаос.
– В газете прочел. Потом уже в интернете нашел все подробности, какие только можно было пробить по сычевским каналам. Только фотографий трупа на столе дуборезов не нашел, а все остальное оно вот же, как на ладони! – его голос непривычно звенел, выдавая панически нестабильное состояние. Глеб слушал его, не зная, как реагировать на эти неведомые ему изменения. Сколько помнил, Макс всегда был примером железной выдержки и почти неиссякаемого оптимизма. Порой Хаос искренне поражался умению хакера не терять присутствия духа даже в самых патовых ситуациях, от которых не приходится ждать ничего хорошего.
То, что происходит сейчас – странное, жуткое, безобразное – подкосило их всех, без исключения.
Разве что…
Вновь покосился на Тома. Невозмутимый вид, прямая спина, расправленные плечи под теплым черным свитером, огромном и нетипичном для щеголеватого Кости. Острый взгляд, в котором читается зашкаливающее желание выжить любой ценой и готовность сражаться за свою шкуру… даже если в жертву придется принести судьбы других людей.
Куча пешек не стоит ни черта, когда на кону стоит фигура короля.
– Макс.
– Я лишь хочу, чтобы он ответил за ее смерть.
– Давай без лишнего кипиша, – Глеб маетно потер лоб, невидящим взглядом уставившись в давно некрашеный пол под своими ногами. – Я все просекаю, реально, но сейчас мне как никогда нужна твоя помощь, Макс.
– Он ведь просто бросил ее… – находясь на своей волне, Щёлоков будто не слышал, а может, и не желал слушать слов друга. – У меня перед лупилами все время эта проклятая картина, хотя я не был там и ничего не мог видеть! Как привинченная… Но я вижу ее, Глеб. Вижу, как она умирает одна в холодной машине, а этот трус бежит прочь, спасая себя, и даже не думает попытаться вытащить ее. Какого вертухая это должно было произойти, а, Глеб?
– Рита сделала выбор, Макс. Сама. Ни ты, ни я не могли впрячься вопреки ее решению, – глухо проронил Хаос, не слишком доверяя собственным словам, даже на его слух звучащим фальшиво.
Что она понимала, глупая беспечная девчонка, решившая, что сумела познать и подчинить себе эту жизнь? Он видел намного больше и должен был вовремя вмешаться, помочь ей, ведь она ни хрена не просекала в том, что вытворяет и на какую жесть обрекает себя, так опрометчиво подцепляя свое запястье к наручникам Тома.
Виновен.
– Не могли. Я пытался, и в итоге чуть сам не отправился на тот свет, – Щёлоков помолчал. – Это так сложно, Глеб. Я чувствую, как что-то упорно давит на меня со всех сторон, приятель… Эта гребаная палата становится моим гробом. У меня такое ощущение, типа, знаешь… что я останусь здесь навсегда.
– Вот только тебя мне для полного комплекта похоронить не хватало!.. – сорвался против воли Глеб, тут же переводя участившееся дыхание. – Макс, не дави, а? Я не могу разорваться на части, чтобы везде все разрулить! Это ни хрена не возможно! Сам видишь, как все обернулось… от меня давно ничего не зависит.
Щёлоков молчал, но Хаос знал, что он внимательно слушает.
– Так я могу на тебя рассчитывать? – задал вопрос Глеб, уже совсем не уверенный в том, что ответ будет положительным.
ВЕРА
– Папа…
Тихий жалобный свист раздался где-то совсем рядом со мной. Инстинктивно откликаясь на звук, я пошевелилась и тут же застонала вполголоса, чувствуя, как тысячи острых игл, разом впившихся в ослабленное тело, мешают мне двигаться. Тело словно обездвижено, оно не слушается меня. Оторванная от жизни, я лежу безвольным пластом, и все, на что сейчас способна, это заливаться отчаянием напополам с леденящим душу страхом перед неминуемым финалом.