– Это очень мило, – она придвинулась и похлопала его по руке. – Думайте, что хотите, ингилех, только держите на запоре свой большой готский рот.
Прежде, чем он успел что-либо ответить, она вышла за дверь. Капитан не вернулся, и никто больше не заговорил с ним до тех пор, пока его не подняли на палубу. Эйлин тоже вынесли наверх – все делалось в великой спешке, и вскоре их в шлюпке доставили на невидимый в неприглядной мгле берег.
4
– Абсолютный звук, чистый, как у скрипки, – сказал доктор. Он считывал показания с экрана. – Взгляните на кровяное давление – хотел бы я иметь такое же. С ЭКГ все в полном порядке. Ну что же. Я дам вам распечатку для вашего врача. – Он прикоснулся к контролю диагноста, и появилось полотно длинной ленты.
– Я не о себе боюсь, а о миссис Петтит.
– Прошу вас, успокойтесь, дорогой мой человек, – толстый доктор похлопал Яна по колену с симпатией, более чем профессиональной, Ян отодвинул ногу и холодно взглянул на него. – Она получила небольшую встряску, наглоталась морской воды, только и всего. Вы сможете увидеть ее, когда пожелаете. Но я бы посоветовал ей денек полежать в больнице, главным образом, чтобы отдохнуть, ведь в медицинском уходе она не нуждается. А вот и медицинские данные.
– Мне они не нужны. Отправьте их врачам моей компании для регистрации.
– Это сложно.
– Почему? У вас есть связь со спутниками, вы без труда можете позвонить. Я могу заплатить, если вы считаете, что это не входит в бюджет больницы.
– Не нужно! Разумеется, я немедленно этим займусь. Но сначала – ха – ха! – давайте вас рассупоним, – руки доктора задвигались, снимая с кожи Яна присоски, выдергивая иглу из вены, протирая кожи спиртом.
Ян натягивал брюки; в этот момент доктор распахнул дверь, и раздался знакомый голос:
– Вот ты где, живой и здоровый! А я уже встревожился!
– Смитти? Что ты тут делаешь? – Ян схватил ладонь двоюродного брата и с энтузиазмом пожал ее. Длинный нос, похожий на клюв, худые и жесткие черты – словно прикосновение дома среди округлой мягкости местных. Сергуд-Смит, похоже, был не меньше его рад встрече.
– Ну и напугал же ты меня! Я был в Италии на конференции, когда получил это известие. Нажал кое на кого, раздобыл армейский реактивный самолет и только что приземлился здесь, где мне велели искать тебя. Но не могу сказать, что ты выглядишь хуже, чем обычно.
– Посмотрел бы ты на меня прошлой ночью, когда я одной рукой держался за подушку, а другой – за Эйлин. И дрыгал одной ногой. Не такое уж удовольствие, чтобы пожелать испытать его во второй раз.
– Это звучит весьма впечатляюще. Одевай рубашку, я куплю тебе выпить, и ты все мне расскажешь. Ты видел корабль, который на тебя налетел?
Ян обернулся, чтобы натянуть на себя рубашку и продел руки в рукав. И все ночные страхи его мгновенно проснулись в памяти. Изменился ли голос Смитти, когда он задал этот последний вопрос, не столь уж невинный. Он ведь, в конце концов, служил в органах Безопасности, и обладает достаточной властью, чтобы среди ночи получить в свое распоряжение военный самолет. Сейчас наступил тот самый момент. Сказать правду – или солгать? Он натянул рубашку через голову, и голос его зазвучал сквозь материю чуть приглушенно.
– Ничего. Ночь была, как чернила, а на корабле – ни огонька. Первый прошел так близко, что нас едва не опрокинуло, а второй отправил нас на дно.
– Все правильно, старина. Так оно и было. Я их найду! Два военных корабля, совершающие маневры совсем не там, где им положено находиться! Как только они придут в порт, они кое-что услышат, можешь быть уверен.
– Черт с ними, Смитти, это была случайность.
– Ты слишком добр к ним – но ведь ты джентльмен. Ну, а теперь пойдем проверим Эйлин – только прихвати это питье.
Эйлин звучно поцеловала их обоих, потом немного поплакала – по ее словам, от радости – и настояла на том, чтобы изложить Сергуду-Смиту каждую деталь их приключения. Ян ждал, пытаясь не выдать своего напряжения. Помнит ли она субмарину? И кто – то лгал: тут было два совершенно противоположных по смыслу рассказа. Контрабандисты и взрыв – или два военных корабля? Как он сможет в это поверить?
– ...И – бабах! И мы оказались в море. Я кашляла и пускала пузыри. Но этот старый мореход ухитрился удержать над водой мою голову. Уверена, что за его заботу я пыталась расцарапать ему лицо. Паника! Не думаю, что раньше мне было понятно значение этого слова. И я ударилась головой о почти ничего не помню. Помню только подушку, за которую нужно было держаться, и мы плыли в воде, и помню, как он пытался меня успокоить, а я ему не верила. И ничего больше.