Ребята заснули вповалку, Май сидел один, примостившись возле пульта и задумчиво глядя на туманное марево защиты. Он хотел немного поработать, и в воздухе парила одна из сказочно красивых схем, но разум не желал заниматься техникой. Грустно, что бедного марга довели до того, что работа перестала полностью поглощать внимание, но с другой стороны лишь теперь он изведал настоящую жизнь. Как ни прекрасны великолепные механизмы, люди к ним не относятся, а надо обязательно быть человеком, а не только инженером-конструктором.
Май посмотрел на прекрасное лицо Эсы, такое бледное в рамке тёмных волос, на милую мордашку Селена. Оливин спал на боку, и Май видел лишь разметавшиеся локоны. Борис приткнулся в самом уголке. Он дышал чаще и шумнее других, и Май подумал мельком, что, если не избавить мир от мусора, парню обеспечена астма, да и не ему одному.
Откуда взялось в душе столько нежности? Почему хочется укрыть всех одеялом и подоткнуть края, и поцеловать амазонку в чистый высокий лоб, а эльфа ушастого в лохматую макушку? Почему рука тянется вытащить из-под острого локтя Бориса длинный оливинов локон, чтобы небожитель мог повернуться с боку на бок, не выдрав при этом очередную часть причёски?
Пора, пора, должно быть, им с Еленой заводить потомство. Говорят, собственные дети — лучшее средство от излишков сентиментальности.