— У каждого свои методы, — развел руками чекист. — И спасибо за товарища Корчного. Он поправился и скоро к вам присоединится.
Больше задерживать меня чекист не захотел. Он свою программу отработал, так и напишет в отчете. Ну и я не стал тянуть. Отправился прямиком на склад на свидание с вором.
Тот не подал виду, что удивлен моих приходом, тут же начал докладывать, сколько ящиков с какао было отгружено в уезд.
Прервав словоизвержение, показал ему обрывок этикетки.
— Ну расскажи мне теперь, сколько ты прикарманил? — ровным, немного грустным голосом спросил я завскладом.
Большеротый, сдобный, он выпятил толстые губы, собираясь с мыслями, и в них тут же прилетел удар. Потом досталось животу. Я словно бил подушку — кулак утопал в жирной плоти, как проваливался. Поставленным свингом снес его с ног, сразу же добавил ботинком по почкам. Еще и еще.
Распростертый на полу начальник склада тихо подвывал. Не только от боли, но и от страха — нетрудно было догадаться, что его сытой жизни настал конец.
— Пощадите меня! Я расскажу вам о куда более серьезных дельцах, кто греет руки на ваших продуктах.
— А ты и так мне сейчас все расскажешь, — спокойно сказал я, занося кулак. — Я никогда не даю пустых обещаний. Никогда! (3)
(1) Приписываемая Коллонтай теория «стакана воды» на самом деле принадлежала французской баронессе Авроре Дюдеван: «Любовь, как стакан воды, дается тому, кто его просит». Антибольшевистская пропаганда, как и многие другие несуразности вроде выдуманного «декрета о национализации женщин» или парада нудистов на Красной площади.
(2) Н. И. Бухарину вторил и И. В. Сталин, утверждавший все в той же «Правде», что американцы из АРА «являются вместе с тем лучшими разведчиками мировой буржуазии, что теперь она, мировая буржуазия, знает ввиду этого Советскую Россию, ее слабые и сильные стороны, лучше, чем когда бы то ни было».
(3) История помощи АРА Липецкому уезду и персонажи, кроме М. Т. Калачева, полностью вымышлены.
Глава 4
Отдать долги
— Ты многого не знаешь, Американец. Видишь только фрагмент картины и по ней судишь о причинах несчастья, постигшего страну. Да будет тебе известно, летом 20-го года Партизанская армия Антонова вторглась в Нижнее Поволжье. Хочешь верь, хочешь нет, на государственных складах были захвачены все запасы зерна — три миллиона пудов.
Похудевший, похожий на мертвеца и обритый наголо Степан Корчной наконец поправился и присоединился ко мне. Я обрушился на него с обвинениями, ругался на всех — от Бухарина до пропившего мозги начальника коммунального отдела и его дружков. Именно они стояли за схемами воровства с моих складов. Вот тогда-то чекист и выдал мне гостайну.
Цифра меня поразила. В сентябре АРА привезла всего 10 тысяч пудов муки — капля в море в сравнении с такой потерей. Для удовлетворения минимальной физиологической потребности в пище требовалось 15.3 пуда на душу населения (большевики считали, что крестьянам хватит и 12). В год, не в месяц! То есть исчезнувшим зерном можно было бы накормить массу людей, дать им шанс выжить. Куда же оно делось? Досталось спекулянтам, превращено в самогон, сгнило в ямах-укрытиях? Будь проклята эта Гражданская война!
— А вот тебе еще факт, — продолжал поражать меня Корчной. — Прошлым летом были разбиты основные силы этой Партизанской армии. И многих мужиков отпустили по домам, чтобы было кому убирать урожай. Вместо расстрела, заключения или ссылки — на жатву.
Я не знал, что ответить. А Степан продолжал меня добивать.
— Ты на ребят из местной ЧК зла не держи. Чтоб ты знал: они по выходным «кружковый» сбор проводят, чтобы в детдома продуктов купить. И конфискованное у богатеев туда отдают. Тот самый Леха, который с тобой разговаривал, лично снимал трупы детишек-беженцев с крыш вагонов — снимал и рыдал. Тогда и сединой обзавелся, несмотря на молодые годы. Такая вот у нас, брат, тут жизнь. И тебе благодарны, ты не думай.
— Те воры, которые на моих складах жирели? Они благодарны?
— Уже арестованы, — пожал Степа равнодушно плечами, а потом рассмеялся. — Люди тебе благодарны, люди. У детишек даже слово появилось — «американиться».
— Это что значит?
— Наесться от пуза. А еще частушку народ сочинил.
Не хочу я чаю пить,
Надоел он, право,
Буду мистера любить,
Попивать какао.
Мы посмеялись. Но в глазах Степана я читал тревогу.
— Что еще?
— Не к добру эти проявления чувств, ты уж мне поверь, — признался он со вздохом.