— Вовремя вы, ребята, — изобразили наигранную радость часовые, скрывая разлитое над Тихуаной беспокойство. Имея допотопные Ремингтоны М1890, они поглядывали на наши стволы с завистью. — С юга наступают федералы. Они высадились в Энсенаде.
Вдалеке послышался странный шум.
— Что это? — испуганно спросили магонисты.
— Пушка! — подсказал опытный Пол.
— Плохо дело. Пулеметы можно закидать самодельными бомбами, как мы поступили под Мехикали. Но орудие…
— Где бы нам остановиться? — прервал я поток причитаний.
— Попытайте счастья в «Национале». Та еще дыра!
Отель «Националь» с рестораном и баром — одноэтажный дощатый сарай с высоким фальшфасадом, с помощью которого гостей пытались ввести в заблуждение как в отношении этажности гостиницы, так и ее уровня. Он торчал в конце единственной улицы городка, в котором, по моим подсчетам, не могло быть больше ста жителей. Да и те разбежались — «революция» не обходится без поджогов. Черные проплешины гарей превращали и без того грустную мэйн-стрит в подобие челюсти старца Кристобаля, а портом тут и не пахло — лишь «железкой», гавань отстояла от Тихуаны на несколько миль. Еле-еле колыхающиеся в душном июньском зное черные флаги с лозунгами магонистов — над скромным домиком таможни в колониальном стиле, над длинными складами сизаля — навевали мысли не о революционном подъеме, а скорее о смерти (2). Город словно вымер, борцы за свободу отправились отражать наступление федералов. Местечковая революция трещала по швам.
— Как ты только решился на такую авантюру? — восхищался Пол, не веря собственным глазам. Тому, как мы беспрепятственно проникли во вражеский город.
Неопределенность — вот слово, отражающее самую суть любой революционной эпохи. Никто не знает, как все повернется, куда качнутся весы, кто твой друг, а кто твой враг. Сегодня кореша, завтра противники — такое сплошь и рядом случается в смутные времена. Наши европейские лица и английская речь — лучший позывной на свете, если хочешь проникнуть в стан наемников из Лос-Анджелеса. Они могли считать нас кем угодно, но только не противником. И мы, и они здесь чужаки. На то и был мой расчет, и он полностью оправдался.
В отеле — мерзкой дыре, превращенной убывшими «клиентами» в свинарник — места нам хватило. Если бы не конюшня, ноги бы моей здесь не было. А также меня манил бар — где еще навести справки о пане Ковальски?
Небольшой компашкой мы завалились в отельную распивочную и легко нашли себе свободное место. В баре было куда упасть не то, что яблоку — арбузы легко могли приземлиться на заплеванный пол, если бы по чьей-то прихоти росли на потолке. Оно и понятно, все ушли на южный фронт огребать от федералов. Именно такой исход пророчили оставшиеся в Тихуане самые умные, сказавшиеся самыми больными. Они трепались между собой напропалую. Я грел уши, прислушиваясь к их похвальбе о былых подвигах, об уничтожении «капиталистических магазинов», о своем презрении к грязным мексиканцам — меня не покидало ощущение, что никакие они не социалисты, а самые что ни на есть бандиты. И своей воровской чуйкой уловили, что пора уносить ноги. Чего ждали? Может, наших коней? Или им деваться некуда, потому что по ту сторону границы по ним плакала веревка?
— Зигги, — шепнул я бывшему поручику, — выставь трех человек в конюшне и пусть держат оружие на виду.
— Уже! — успокоил он меня.
— Хозяин! Всем мескаля за мой счет! — объявил я, привлекая к себе внимание.
До моего предложения разговор в баре тек вяло. Один вислоусый выходец из Туманного Альбиона принялся терзать концертину, его приятели пытались подпевать (3). Их громкие голоса вылетали сквозь открытые окна, нанося непоправимый ущерб ночной тишине Тихуаны. В свете свечей, воткнутых в пустые бутылки, лица певцов выглядели зловеще, по-пиратски. Выставленная бутылка все изменила. От халявного угощения, поданного затюканным владельцем бара, магонисты не отказались, на вопросы стали отвечать охотно, но ничего толкового мне не сообщили.
Поляк Ковальски? Встречались. Где он? Там же, где остальные, на юге. Молодая женщина? Сами такую ищем, а лучше две-три, ха-ха. Про англоговорящего ребенка я даже не заикнулся. И вообще пожалел, что вступил в общение с этими уголовным рожами.
Пользы от нашего общения вышло ноль целых, ноль десятых, за исключением одного — мне стали более понятны мотивы Ковальски притащить Марианну с ребенком в Тихуану. Поляк, неуверенный, как и все магонисты, в своем положении, решил держать свои активы поближе к орденам на случай непредвиденного драпа. Кем он теперь считал Леху — источником наживы или пропуском в Штаты, шансом избежать тюряги? Неужели он допускал, что ему все сойдет с рук?