— К этому Магону нам не подобраться. Смотрите в конце митинга, кто будет проводить запись в добровольцы. Вот его бы нам и прихватить.
— Давай, Босс, я схожу, потолкаюсь, уши погрею, — предложил Изя.
— Нет, тебя могут узнать, больно твое лицо в рекламе примелькалось. Пусть Ося идет.
Преуспевающий бизнесмен Джозеф Блюм на время исчез: Ося специально нарядился в комбинезон работника нашего автосервиса, масляные пятна на котором снимали все вопросы к его владельцу. Слегка взлохматив волосы, он двинул на выход. Я с Изей продолжили наблюдать из окна за вопящими митингующими.
Через полчаса Джо вернулся.
— Есть контакт! Вам отсюда не видно, но около трибуны поставили стол, и за ним сидит человек, ведущий запись добровольцев, готовых повоевать в Тихуане. Прямо скажем, очереди из желающих не наблюдается.
— Пошли! — обрадовался я. — Изя, иди к машине и жди нас. А мы с Осей покрутимся в толпе.
— Не боишься, что тебя узнают?
— Постараюсь держаться незаметно, — пожал я плечами и задрал вверх воротник пиджака, по возможности пряча лицо.
Мы вышли на улицу и разошлись. Ося провел меня к нужному месту. Все было, как он сказал: стол, усатый мексиканец, который что-то втолковывал очередному энтузиасту. Короткая темная куртка с обилием вышивки выдавала в агитаторе знатного сеньора. Такого расколоть будет нетрудно.
Мы взяли его поздно ночью. После митинга наш «клиент» долго сидел с товарищами в убогой «испанской» закусочной. Накачавшись текилы, он вылез на улицу пошатываясь и побрел в сторону Мейн-стрит. Перед ним тормознул автомобиль, крепкие руки схватили его за плечи и втянули внутрь машины. Несколько ударов по почкам сломили слабые попытки сопротивления. Он моментально сдулся, кончики усов обвисли.
— Что вам от меня нужно? Куда вы меня везете? — спрашивал и спрашивал одно и то же этот «дон Педро», пока у меня не закончилось терпение и я не запихнул ему в рот свой платок.
Мы ехали долго, почти всю ночь. Когда забрезжил рассвет, первые лучи солнца осветили знакомый пейзаж — унылая пустыня с редкими корявыми деревьями Джошуа и пышными барханами. Здесь мы снимали сцену из «Великого ограбления банка». Даже яма осталась, в которой Изя чуть концы не отдал, когда его закопали по шею. Именно это мы и собрались проделать с нашим пленником. Спеленали его по рукам и ногам, поставили в яму стоймя и начали ее бодро засыпать песком. «Дон Педро» таращил глаза и мычал.
— Я также по-идиотски смотрелся, когда меня закопали? — спросил нас Айзек.
— Ты же видел себя на экране, — удивился вопросу Ося.
— Так то на экране, а в жизни…
— Хорош лясы точить! — оборвал я их треп.
Парни с сочувствием на меня посмотрели и продолжили орудовать заранее прихваченными с собой лопатами.
Когда мы закончили, солнце уже светило вовсю. Я выдернул платок изо рта терпилы.
— Что вы творите⁈ Я вам не какой-то там пеон, — голос мексиканца был полон презрения, ненависти и страха, по лицу бежали тонкие ручейки пота, отчего роскошные усы напрочь утратив лихость, бессильно обвисли. Хмель из него давно испарился, ему на смену наверняка пришел сушняк. А еще солнце…
— Ковальски и Марианна Гонсалес. Для начала эти два имени, — спокойно спросил я, опускаясь на корточки перед торчащей из песка головой.
— Немедленно меня отпустите!
— К сотрудничеству не готов, так и запишем, — подытожил я, с трудом сдерживая гнев. — Изя, дружок, принеси миску из машины. И фляжку с водой.
Изя принес требуемое. Я поставил миску перед самым носом «дона Педро», но так чтобы он не мог дотянуться до ее края. Налил в нее воды.
— Ты скоро захочешь пить. Очень сильно. Когда будешь готов, позови.
Я поднялся и двинулся в тенек у машины, где уже сидели братья Блюм.
— Так наказывали пеонов в поместье моего отца. Я всегда ненавидел его за это, — крикнул мне в спину «дон Педро». — Постой, не уходи. Давай говорить.
Быстро же он сдался. Наверное, картинки из детства оказали столь мощное воздействие на его психику, что он сразу прекратил упорствовать, сообразив о последствиях. Он знал о них не понаслышке.
Я вернулся. Присел рядом.
— Ковальски и Гонсалес. Рассказывай. Только не пытайся меня надуть — ты не в том положении, когда можно считать себя умнее других.