— Если бы не знал, что ты миллионер, взял бы тебя на «Карпатию» первым помощником.
Такая оценка дорогого стоила. Мы крепко пожали руки.
Он сделал мне еще один подарок.
— Я умышленно опустил имя твоей супруги. Захочешь, сам все расскажешь. Но не советую. Ты не можешь себе вообразить, что тебя ждет. Нас встречало 40 тысяч человек. Благотворительные организации меня задергали, требуя непременно у них выступить. И как отказать? Они притащили на пристань теплые вещи, медикаменты, цветы, предлагали помощь в подборе отеля или больницы, транспорт… Там все непросто было, в Нью-Йорке. Сперва думали о незначительном происшествии, потом появилась версия о том, что «Титаник» буксирует другой пароход. И тут гром среди ясного неба — множество погибших! И следом сообщение, что все не так трагично, что вовремя появившийся небольшой «Канис» вытащил из лайнера и поднял с воды почти семьсот человек. В общем, ты, Филипп и ваша команда — герои, и тысячи мечтают пожать вам руку.
Я покосился на свою лапу и вздрогнул. Она не выдержит и нескольких сотен рукопожатий. Все-таки не президент какой-то, а вполне добропорядочный гражданин и семьянин к тому же. А ну как экзальтированные дамочки зацелуют до смерти?
Свезло. Толпа на пристани была, но не столь огромная, как рассказал Артур. Больше всего было газетчиков. Эти были самыми опасными. Не успели сойти на берег первые матросы, полицейская цепь оказалась прорванной. Что тут началось!
— Вот мы и приехали! Слетелось воронье! — резюмировал Филипп.
Решающий момент. Мне предстояло спуститься вниз с капитаном Гуеном. В него на всякий случай влили остатки хереса сэра Космо, выглядел он не ахти. Уперевшись плечом, я придерживал его за талию, и мы боком спускались по трапу, как сиамские близнецы.
— Капитан получил травму до начала спасательной операции! — закричал я во всеуслышание. — Вам он не интересен! Ему нужно в больницу!
Гуена оставили в покое, тут же переключились на меня.
— Позже, все позже! Сперва дайте спуститься морякам «Титаника».
Тут же появившийся представитель «Уайт стар лайн» объявил, что членов экипажа «Титаника» ждут на другом корабле компании, где их приготовлены комфортабельные каюты. Владельцы «Титаника» явно не хотели общения с прессой выживших матросов.
Все чуть не испортил тот самый рябой моряк со шлюпки сэра Космо. Я ждал подлянки от баронета, а прилетело от этой гадюки, пригретой в кормовом твиндеке. Он попытался сообщить репортерам о злом шиппере «Каниса», чьи методы спасения никак нельзя назвать джентльменскими. Только он затеял бухтеть про жестокое обращение, с коим столкнулся на палубе корабля спасателей, кто-то из команды ухватил его за воротник бушлата и отволок в толпу наших.
— Отметелим тебя так — своих не узнаешь, — не особо таясь, предупредили его моряки. — И про трусливую твою душонку растрезвоним по всем кабакам в порту.
Рябой был не настолько глуп, чтобы не внять предупреждению.
Я фыркнул про себя и попер грудью на амбразуру, сообразив, что дольше тянуть нельзя. Все равно мне не отвертеться после паблисити, которое мне устроил Рострон. Меня обступили, посыпались вопросы. К счастью, тему с Гуеном затронули вскользь и удовлетворились сообщением о несчастном случае. Образ рыцаря Филиппа заиграл новыми красками. Его спасало лишь одно: он занимался выгрузкой пассажиров под защитой усиленного наряда полицейских.
Капитан «Карпатии» лишь посмеивался, наблюдая, как меня терзают газетчики из главных изданий Америки. Особенно усердствовал представитель Херста с язвенным пятном на жилете, донимавший меня вопросом о связях Голливуда с мексиканскими революционерами. Какое это имело отношение к гибели «Титаника», я так и не понял. Замучался объяснять этой братии, что пора-де и честь знать. В ответ меня чуть не ослепили вспышками магниевого порошка — это рьяно взялись за дело фотографы. Я явно столкнулся с любимой игрой янки, второй по значимости после бейсбола и важнее скачек в Саратога-Спрингс, — с погоней за сенсацией.
Репортеры орали как безумные — выпрыгивали из ума, как сказал бы Изя, — размахивали шляпами и зонтами, толкались и сквернословили. Натуральный обезьянник! Оля смотрела во все глаза на эту свистопляску. Она ей явно не нравилась.