Убраться подальше от армейских вербовщиков — не самая плохая идея в нынешних обстоятельствах. Хоть мне и не грозит принудительный призыв, но разговоры пойдут, если начнется мобилизация. Герой ЭлЭй не желает воевать — общество не поймет. Не объяснять же каждому встречному-поперечному, что это не моя война, что умирать за интересы финансовых тузов не хочу и не буду. Пытался Изю с Осей вразумить, но тут нашла коса на камень. Парни неожиданно встали в позу и уезжать отказались.
— Ты уж прости, Босс, но мы как все. Нужно будет в армию записаться — значит, запишемся.
Психоз, воинственный угар. Старый Свет им уже переболел, теперь до нас докатилось. С этим бороться невозможно, но можно смыться подальше, что я и задумал. Устал от разговоров о грядущей победе, о будущих преференциях для САШ. Будто мало того, что мы все необычайно уже обогатились на Великой войне. Наша компания стоила уже десятки миллионов, даже не вкладываясь в военное производство, если не считать нашу долю в «Файерстоун», не успевавший выполнять армейские заказы, портфель приобретенных непрофильных акций, растущих в цене как на дрожжах, разбух до неприличия. Чего еще лучше желать? Но нет, большим дядям в Вашингтоне вынь да положь победу. Будет им победа, будет. Но участвовать в этом выше моих сил.
Вот так и вышло, что мы отплыли из Лос-Анджелеса и направились на юг вдоль западного побережья Латинской и Южной Америки. В чилийском порту заправились жидким топливом и питьевой водой, пополнили запасы свежей провизии и отплыли в направлении острова Пасхи. Погода великолепная, не холодно и не жарко, океан спокойный — сильные южные циклоны придут лишь через месяц. Нас ждали необычные, яркие впечатления, и плевать, что мир вокруг катится в тартарары.
… Мы с женой сидели на баке под тентом, потягивая коктейли и лениво наблюдая за горизонтом. Оля порой отвлекалась, чтобы проследить за детьми, но Леха бдил за трехлетней сестренкой, как самая заботливая в мире няня. Я выглядывал очертания острова Пасхи.
— Томми! — окликнул я нашего грузного кэпа, подходившего к нам со стаканом разведенного колой рома в руке. «Куба либре», напиток капитанов (2). — Когда же, черт возьми, мы увидим идолов?
— Наберитесь терпения, мистер Найнс. Еще два-три часа хода, и вы сможете рассмотреть эту диковинку.
Наш капитан Томас, со смешной фамилией Ловелас, был личностью противоречивой, неординарной, хотя по его заурядной внешности такое и не скажешь. Типичный авантюрист, которыми полнился свет в это непростое время. Гордо называл себя «адмиралом» Колумбии, ловко обходя тот факт, что ему довелось командовать всего одним кораблем, все той же яхтой проекта «Ориент», составлявшим весь флот этой маленькой южноамериканской страны. Том хвалился, что лично застрелил 125 тысяч крокодилов, когда его с командой наняли, чтобы очистить берега реки Магдалены от этих чудовищ, ежегодно убивавших 200–300 человек.
— После моей экспедиции, — утверждал кэп, — аборигены прозвали избавленные от опасности берега «Lovey Lassey!» — любимая милочка, — явно намекая на мою фамилию.
После своих приключений в Колумбии Ловелас, променяв море на небо, влетел в череду смертельных неприятностей, как в ревущие сороковые, в полосу с 40-го по 50-й градусы южной широты. В 1907-м он, увлекшись воздухоплаванием, упал на аэроплане в реку Гудзон, откуда его спас буксир «Potomac». А на следующий год оказался в Лондоне на воздушном шаре, который взорвался во время франко-британской ярмарки. Погибло два человека, еще несколько получили ранения, но Ловелас отделался легким испугом. Он сообразил, что с судьбой играть в орлянку не стоит и вернулся к профессии моряка.
Его мне порекомендовал Льюис Никсон, с которым я познакомился во время слушаний, расследовавших причины гибели «Титаника». Я выступал как свидетель, а кораблестроитель выступал экспертом по установке беспроводной связи на всех атлантических судах — гибель суперлайнера подтолкнула власти к такому решению. Мы познакомились. Нас сблизил Петербург. Оказалось, мы с ним были в столице Российской империи практически в одно и то же время. Никсон прибыл, чтобы довести до ума миноноски, закупленные на его верфи русским морским министерством для войны с Японией. Помня о данном жене обещании приобрести яхту, я воспользовался оказией, и уже в 1913-м году «Ольгу» поставили на ровный киль. Еще год ушел на ее переделку. В 1914-м, в разгар сражения на Марне и через месяц после рождения доченьки Маши, Ловелас провел яхту по только открывшемуся без особой помпы Панамскому каналу, и с тех пор моя стальная красавица превратилась в любимую игрушку семьи, включая Марию. Она сообщила нам об этом, как только научилась разговаривать. Девочка и ходить-то научилась на палубе.