— Нашего дорогого доктора Плехова негодяи держат в плену? Того, кто нам Изю вытащил с того света? Даже не отговаривай — я еду с тобой.
— Как же ты смоешься из армии?
— Эка невидаль! Оформлю командировку в Париж, мне ее кто-нибудь отметит. Я тебе больше скажу. За деньги тут можно устроить что угодно. Хоть грузовики! В Алжире без колес нам не управиться.
И ведь не соврал! Мы прибыли в Кассис на двух армейских фордах. Филипп встретил как родных, и вскоре мы вышли в Средиземное море, полные решимости наказать французскую военную полицию.
Во время перехода через Средиземное море мое воображение рисовало один сценарий за другим — нет, не будущих фильмов, а вариантов воздействия на администрацию дисциплинарных рот. Примут ли они во внимание юридическую несостоятельность содержания на каторге солдат чужой страны? Плевать им на приговоры, их задача — превратить жизнь осужденных в ад. Выбить из них бунтарский дух. Сломать. И как мне быть? Оставался лишь силовой вариант, чреватый непредсказуемыми последствиями. Не воевать же со всей армией Франции!
— Смотри, что у меня есть, — будто прочитав мои мысли, сказал Ося и вынул из чехла дробовик. — Помповое ружье M1897 Winchester, шесть зарядов. На фронте его прозвали окопной метлой. Боши его бояться больше, чем газовых атак.
— Думаешь, пригодится? — спросил я с сомнением.
— Ко всему нужно быть готовым. Я для нас еще и гранаты прихватил. Mills bombs.
Он предъявил мне две натуральные «лимонки». Насечка на литом корпусе, кольцо с предохранительной булавкой.
— Ты превратился в штурмовика? Вроде, в дивизионном гараже должны служить люди с менее агрессивными наклонностями.
Ося рассмеялся.
— После того, как я угнал два грузовика, у тебя еще остались вопросы?
— Зачем нам два?
— Странно, что ты задаешь такой вопрос. Мы едем в пустыню. Сломается один, что будем делать?
— Логично.
С этими грузовиками вышла проблема. Филипп доставил нас в Оран, но внутренний порт оказался не приспособлен для разгрузки техники. Пришлось переместиться на три мили западнее, в просторную гавань между городом и мысом Фалькон, и броситься в ножки военным морякам, у которых был и плавучий док, и краны и другое портовое оборудование. Кавалеру ордена Почетного легиона и герою морской пехоты охотно пошли навстречу. Нас быстро разгрузили, даже не интересуясь нашими документами. Не теряя времени, я с Осей помчались в колониальную администрацию, а Филипп занялся бумажной волокитой, чтобы подчистить концы. Обещал ждать нас столько, сколько потребуется.
Нужный нам чиновник оказался на месте. Он принял от меня конверт, вскрыл, аккуратно разложил каждую бумажку перед собой и… замер, не отводя глаз от стопки франков, которые я небрежно бросил сверху документов.
— Вам нужна особая услуга? — проявил он редкую сообразительность.
— Вы угадали, месье. Мне нужно срочно разыскать одного человека.
Чиновник моргнул и изобразил предельное внимание. Он походил на гончую, взявшую след — навалился на стол, вытянул в мою сторону голову, точь-точь, как собака прижимает к земле щипец во время погони.
Суть дела ухватил сходу. И слово «срочно» понял правильно, вопреки моим опасениям.
— Русские раскиданы по всему Алжиру — Оран, Константина, Бон, Блида, Бискра, Богар, Сук-Ахрас, Мостаганем, Лагуат, Монтаньяк, Тебесса, Афревиль… Поиск будет нелегким. Время — деньги, да, господа? Так у вас принято говорить? — спросил он, получив все установочные данные.
Я вздохнул и прибавил несколько купюр.
— Ждите! Постараюсь управиться быстро, — пообещал чинуша и исчез добывать информацию.
— У меня для вас дурные новости, господа, — сообщил он через два томительных часа. — Ваш человек в бириби в Ля Крейдер. Это место пользуется особо дурной репутацией.
— Что такое «бириби»?
— Это лагеря дисциплинарных рот. Небольшие. Они разбросаны по пустыне. Их часто называют l’Enfer, ад. Понимаете?
Что ж тут непонятного? Концлагеря! Я не понимал другого.
— Как мог туда попасть доктор, к которому у французских властей не было претензий?
— Тут я вам не подсказчик. Военные в Алжире плевать хотели на законы, — француз понизил голос и добавил. — Возможно, ваш человек чем-то не угодил генералу Нивелю.
Он принял эту ситуацию так близко к сердцу, что обозвал военных Алжира «африканской скотинкой», а военную полицию — законченными мерзавцами. С первыми еще можно договориться, но со вторыми — о, тут все иначе. Тут можно столкнуться с эффектом местечковых Цезарей, с полным нежеланием прислушиваться к доводам разума. Под доводами чиновник безусловно имел в виду звон монет.