В груди появилось болезненное тянущее чувство: как и описывали в официальных бюллетенях, хрупкая связь требовала близости, и Эле пора было возвращаться. Она захлопнула крышку пудреницы и решительно качнула головой, отгоняя предательскую мысль, что все это могло быть напрасно. Неважно, сколько придется ждать, какие сложности могут последовать после его пробуждения. Они с Сашей справятся с чем угодно, потому что наконец-то были вместе. Это все, что имело значение.
Эля начинала жалеть, что безоговорочно согласилась на условия Михаила Леоновича и подписала тот бланк в регистратуре. Когда Саша был так близко, а посторонние ушли, ей стоило больших усилий сдерживаться и не прикасаться к его лицу или груди, чтобы почувствовать стук сердца. Но что-то подсказывало, что тогда удержаться от запретных объятий и поцелуев будет еще сложнее. А Эля слишком сильно боялась, что случайно навредит ему. Поэтому она сидела рядом, пока не задремала и едва не свалилась со стула, все еще удерживая его за руку, а потом ушла на свою половину палаты, прикрыв за собой стеклянную дверь. За все время он ни разу не открыл глаза.
Офисные блузку и брюки ей позволили снять, дав вместо этого чистую форму медсестры, а обувь принесли из запасов для пациентов с другого этажа. Постелью ей служила низкая скрипучая раскладушка с тонкой подушкой. В боксе было так узко, что она с трудом могла пройти вдоль стеклянной стены, рискуя в полумраке споткнуться об изогнутые железные ножки. Михаил Леонович не врал: в сериалах все действительно выглядело куда удобнее.
О том, чтобы заснуть, не было и речи, и дело было не только в том, что Эле было сложно засыпать на новом месте. Хотя ее душа знала, что поиски были окончены, разуму же пока требовалось подтверждение. Свернувшись калачиком поверх простыней, она не сводила глаз с неподвижного тела Саши, вспоминая видения, сопровождавшие ее в течение жизни. Занятия плаванием. Горы книг. Страницы тетрадей, исписанных длинными и запутанными формулами, чашки кофе в любое время дня. Заснеженные горы и большие окна, за которыми виднелось лиловое рассветное небо.
Два раза приходили санитары, чтобы поменять положение его тела и не допустить пролежней, заодно делая положенные гигиенические процедуры. Всякий раз она поспешно отворачивалась, чтобы обеспечить ему приватность и побороть желание проследить, что ему не причиняют вреда, – инстинкт защищать друг друга у родственных душ в это время был особенно силен. Она надеялась услышать, что санитары отметят, что он открыл глаза или что-то сказал, но в палате стояла тишина.
Незадолго до рассвета, когда их снова оставили одних, она подтащила стул к его кровати и села, морщась от боли в спине. Прикосновение к его руке сразу сделало дискомфорт более терпимым, будто он придавал ей сил даже сквозь сон.
– Доброе утро, Саша, – зевнув, поздоровалась Эля и погладила неподвижные пальцы.
Вчера вечером она была слишком растеряна, пытаясь осмыслить все произошедшее за столь короткий срок. Но ночью прочитала несколько статей об исследованиях комы и родственных душах и поняла, что имел в виду Михаил Леонович. Лишь в сказке о Спящей Красавице поцелуй родственной души смог сразу же пробудить принцессу от заколдованного сна и вернуть способность говорить и даже танцевать. В реальности влияние ее близости на человека в подобной ситуации было невозможно предсказать точно. Учитывая травмы и возникшее осложнение, могли пройти часы или дни, прежде чем Саше станет лучше. В пяти из ста случаев, если ситуация была совсем безнадежной, даже в присутствии родственной души человек считался потерянным. Хотя у них дела обстояли иначе, Эля узнала, что позже первоначальная эйфория от встречи ослабнет и ей, как и всем, кто пошел на пробуждение связи в больнице, придется столкнуться со страхом. «Что, если жизнь в очередной раз решит отнять что-то дорогое, даже не дав насладиться этим в полной мере? – задавал вопрос один из авторов статьи. – В стенах здания, где каждый день кто-то умирает, невозможно не думать об этом». Но пока, слушая размеренный писк мониторов у его кровати и вспоминая заверения Михаила Леоновича, Эля отгоняла от себя мрачные мысли.