Засыпая той ночью дома, мыслями она снова была в его палате. Чуть ранее в качестве извинений за поздний звонок она пообещала дежурной медсестре купить кофе и шоколадки в сестринскую, взамен узнав, что давление Саши пришло в норму и он чувствовал себя хорошо. О решении сократить время ее посещений персоналу уже было известно. Помня, как Саша не хотел, чтобы посторонние знали о нем слишком много, Эля надеялась, что истинная причина останется между ними четырьмя.
Узнав главное, она сосредоточилась на воспоминаниях о том, что еще происходило в этот вечер. Привычку продолжать игру на пианино даже вдали от клавиш ей привил отец, ее первый и лучший учитель музыки. Перед сном он часто «играл» на ее руке, напевая себе под нос, и это были одни из немногих прекрасных воспоминаний из ее детства. Ей всегда хотелось однажды разделить их с родственной душой. Вслух она не призналась, решив, что сделает это позже, и очень радовалась, что Саша не стал возражать. И то, как он смотрел на нее после этого, как взял за руку перед прощанием, – все это она собиралась сохранить в памяти на долгие годы. Подобные моменты были сокровищами, которые многие ошибочно принимают как должное. Многие, но не Эля.
Благодаря им спустя годы ожидания она продолжала узнавать свою родственную душу.
– Папа сказал, что сможет приехать в следующем месяце, – продолжила Софья, когда они остались одни, старательно избегая смотреть на грязную салфетку на прикроватной тумбочке. – Сейчас он занят новым проектом.
– Как всегда, – ответил Саша, поправляя компресс на переносице двумя пальцами. После ухода Эли из его глаз и голоса исчезли последние теплые нотки. – Удив-вительно, что в Т-турции еще есть где строить.
– Перестань! – одернула его мать.
Она вспомнила собственные слова, сказанные Эле пару дней назад, и приказала себе сохранять спокойствие – хотя в последние годы они с Сашей часто говорили на повышенных тонах. В его словах была доля правды, но в то же время он не желал видеть очевидных и куда более важных вещей.
– Саша, он тоже переживает за тебя. Ты переполошил всю семью! Думаешь, мы заботимся о тебе, потому что нам все равно, что с тобой будет?
Саша упрямо сжал губы, но, вопреки ее опасениям, возражений не последовало. Про себя Софья вздохнула с облегчением. Даже такой крохотный жест давал ей надежду, что, возможно, теперь их отношения наладятся.
– Я боялась, что больше тебя не увижу, – настойчиво добавила она. – В последнее время часто вспоминаю истории из твоего детства. Сегодня мы с дядей Мишей как раз говорили, какие у тебя были пеленки. Может, хоть сейчас объяснишь, почему кораблики тебе нравились, а полоски – нет? Хотел быстрее попасть на море, но не мог сказать об этом вслух?
Она тихо рассмеялась. Саша упорно не поднимал взгляд, но его черты смягчились. Обрадованная, Софья потрепала его по руке, выбирая, какую историю рассказать следующей, когда ее сумка громко завибрировала.
– Я же просила не беспокоить меня!
Торопливо расстегнув сумку, она нащупала телефон под чехлом для очков и бросила взгляд на экран. Худшего момента для звонка вице-президента было не придумать, но она догадывалась, о чем он хотел поговорить.
– Тебе п-пора.
Саша говорил, отвернувшись к окну. На его лице появилось хорошо знакомое ей бесстрастное выражение. Стоило ее работе напомнить о себе, он всегда закрывался, и по опыту прошлых лет Софья знала, что все доводы будут для него пустым звуком. И острый язык, и упрямство ее сын унаследовал от отца, и пережитая авария явно не смягчила его характер. Во всяком случае, в отношении нее. Софья годами делала все, чтобы он ни в чем не нуждался, но Саша так и не смог оценить ее усилия.
Тем не менее она нажала на боковую кнопку, чтобы вибрация прекратилась.
– Ничего, подождут.
Он вздохнул и добавил более настойчиво:
– Мне все р-равно нужно отдохнуть.
При одной мысли о скомканных салфетках, лежавших совсем рядом, и о том, что его приступ может повториться, Софья почувствовала, как ее начинает мутить. Первые дни после аварии она даже не могла заставить себя зайти к нему в палату и сидела в коридоре, беседуя с врачом.
– Конечно, я понимаю. Еще увидимся.
Она уже встала с места, когда Саша спросил:
– П-почему ты рассказала Эле о школе и плавании?
«Потому что только это точно и знаю», – мелькнула мрачная мысль.