Когда опустела последняя миска, уже совсем стемнело. К костру снова подобралась тишина. Но ненадолго — чужак заговорил. А Лаури вдруг заметила, что Фер и Дав после еды не расслабились, как остальные, а смотрят по-прежнему напряжённо и настороженно.
— Спасибо, хозяйка, — мужчина привстал и уважительно поклонился тётушке Мале, — очень вкусно получилось. И я даже рад, что мы нагнали вас именно сейчас, а не на каком-нибудь постоялом дворе.
— Понятно, — кивнул старик. — И что же вам от нас надо?
— Мы хотели просить разрешения присоединиться к вам. Меня зовут Ивар, я — фокусник. А это моя дочь Лейтис, она дрессировщица.
Все, кроме Фера, изумлённо застыли на месте. Старика же вопрос вроде бы и не удивил. Он внимательно осмотрел гостей, потом спросил:
— Что вам надо от нас? Вы сами прекрасно видите, что дела у нас последнее время идут не очень. Но просите именно нас, хотя фокусника и молодую девушку-дрессировщицу с удовольствием примет любая труппа. Если, конечно, за вами нет дурной славы.
Чужак на обвинение отреагировал молчанием, а когда заговорил, голос его звучал глухо.
— Нас не возьмут. Не из-за дурной славы. Из-за страха. Вот, — мужчина достал кошель, и все ахнули: на ладони в тусклом свете костра заблестела золотая монета. — Мы ездили на северо-востоке, и было нас девятеро. Однажды мы забрались к самой границе, к Безумному лесу. И там… там святой Женезиу сделал нам подарок. Золота хватило бы и на положенный вступительный взнос в гильдию актёров, и на обустройство театра. Но трое забыли, для чего святой делает дары. Они решили, что с деньгами хорошо устроятся и так. Взяли долю и ушли. Проклятье же упало на всех. Пока мы поняли, что наш единственный шанс — присоединиться к чужой труппе, с ней добраться до океана и уехать из страны, остались только я и дочь. Потому мы и просим вас помочь. Взамен… Чтобы на вас не пало проклятье, на золото мы купим только два новых фургона, лошадей и реквизит. Заработанное же вместе с вами не считается, это деньги в общий котёл. А как только мы сядем на корабль… Фургоны станут брошенным имуществом, даже святой не осудит, если вы его подберёте. Прошу вас…
Актёры переглянулись, и на лицах товарищей Лаури увидела сочувствие, Белка так вообще чуть не расплакалась. Своих бросать в беде нельзя, Единый не велел. К тому же, предложение было очень щедрое. Хмурым остался лишь старик Фер.
— Прежде чем мы примем решение, я хочу знать. Кто ты такой на самом деле. Вот это, — старик показал на шрам, — след от ятагана. А орки промахиваются редко, да и живые после набегов обычно остаются только внутри городских стен.
Над костром повисла душная тугая тишина… Ислуин медленно считал секунды, чтобы пауза выглядела так, будто внутри идёт борьба: рассказывать или нет. Наконец, словно решившись, он вдруг повернулся к Лейтис: «Отойди ненадолго». А едва девушка скрылась за пределами пятна света, передвинул чурбачок, на котором сидел, поближе к огню и тяжело вздохнул. Чуть согнутая спина, безвольно лежащие на коленях руки… И ехидный взгляд Лейтис, который из темноты так и сверлил спину. Хотелось негодницу выпороть, как малолетнюю шкодливую девчонку! Придумала она легенду — хоть в слезливые дамские романы вставляй! Но делать нечего, играть придётся до конца.
— Да. Когда-то я действительно с мечом служил на южной границе. Пока десять лет назад не встретил мать Лейтис. Бросил всё, хотя капитан нашего отряда и уговаривал остаться, обещал место десятника. Для меня же существовала только она. Мы бродили по дорогам девять лет, Лейтис стала для меня дочерью. Год назад лихорадка отобрала моё счастье, и жену, и сына. А теперь я должен спасти хотя бы дочь…
— Хватит, — вмешалась Лаури. — Кажется, мы узнали достаточно.
— И то верно, — поддержала её тётушка Мала, — нечего зазря человеку душу выворачивать. Предлагаю взять их как положено по нашим законам.
— То есть после первого выступления собраться и обсудить ещё раз? — прищурился старик. — Добро. Так и порешим. Девочка, эй, — крикнул он в темноту. — Подь сюда обратно. Всё. Поговорили и довольно. А сейчас всем спать. Нам с утра ещё ось чинить, будь она трижды неладна.