Нас долго держали в конце полосы, вместе со спецами-разработчиками и наладчиками, мы пару часов проверяли и перепроверяли работу систем. Все в норме, ни к чему не придраться. Разве что к пилоту. Росс улыбался, хотя с него градом катил пот, даже на стальном человеке сказалось напряжение первого полета. Но времени на то, чтоб придти в себя ему понадобилось совсем немного, за ужином он балагурил как и прежде. Рой же весь вечер сидел молча, даже сейчас не отрываясь от планшета с данными приборов. Что-то пытался найти. Потом бросил.
– Электроника в порядке, цепи в норме, – я накрыл планшет ладонью. – А остальное узнаем только в настоящем полете.
– Ты прав, – он поднял и тут же опустил глаза. – Ты совершенно прав.
– Боязно?
– Нет. Не сильно. У меня странное ощущение, прости, отец, мне не хватает слов, чтоб объяснить, – и поспешил уйти к себе. Где-то через полчаса я оставил вечер сам, заглянул к Рою. Тот преклонил колени у изголовья, молитвенно сцепил руки, шепча негромко:
– «По правде Твоей избавь меня и освободи меня, склони ко мне ухо Твоё, поспеши избавить меня: стань для меня Богом-Защитником и домом прибежища, чтобы спасти меня. Ибо твердыня моя и убежище моё – Ты, и ради имени Твоего поведёшь меня и пропитаешь меня…».
Я прикрыл дверь, но видимо, излишне шумно, через мгновение Рой оказался подле.
– Ты молился.
– Да, отец. Когда мне неспокойно на сердце, я нахожу утешение в чтении псалтири.
– Я тебе помешал.
– Нет. Наверное, так даже лучше. Я бы хотел спросить тебя, о многом, но и прежде не решался, и сейчас никак не могу, – он даже по голосу еще не отошел от молитвенных текстов, и обращался ко мне сходно.
– Скажи, ты говорил мне, что методист, – он кивнул тотчас, – А Вита?
– Мама ходила в нашу церковь, молилась, но в душе, мне кажется, она уверовала только перед самой смертью. В больнице, перед последней операцией, когда шансов на спасение не оставалось, она попросила требник, и…. я не знаю, читала она его или боль затуманила рассудок. Я надеюсь, что читала, что молитва проникла… да наверное, это неважно. Важно самое движение, сама вера. Сказано же: «верующий в Меня не погибнет, а если умрет – оживет». Я верю, мама сейчас там.
Я ожидал кивка вверх, но Рой пристально смотрел на меня, затем, не выдержал, опустил глаза.
– Почему методисты? Твой отчим…
– Нет, он католик, – прозвучало презрительно. – Мама не дала ему крестить меня. Сказала, только после получения водительских прав. Ни меня, ни моих братьев. Я часто слышал, еще в детстве, как они спорят и ссорятся по этому поводу. Он хотел отправить меня в католическую школу…. А потом просто сбежал. Его до сих пор не могут найти, наверное, он в Мексике, в Латинской Америке, в Европе, Азии, но только не здесь. Наверное еще молится и искренне просит прощения, зная, что на самом деле никогда не вернется.
– А дядя Фрэнк?
– Он пресвитер нашего прихода.
– Значит, именно поэтому ты стал… – Рой медленно кивнул.
– Наверное. Я крестился в шестнадцать. Мне хотелось походить на него. Кажется, ему хотелось того же, но что-то внутри постоянно останавливало, даже сейчас, что-то не дает стать нам по-настоящему близкими людьми. Хотя он мне заменил отца, на его словах и поступках я вырос, я верил ему и хотел… я говорил уже. А еще мне мечталось о звездах, о бескрайних далях. Наверное это у меня от тебя, отец.
– Я хотел стать конструктором, я и стал им, а космос… да, я всегда хотел быть далеко, очень далеко от всего… – странное объяснение, Рой, конечно, не понял, а потому продолжил о себе:
– Я видел как становится тесна дружба там, в сложных, непреодолимых ситуациях, и я хотел быть там. Я и любимую и друзей нашел среди тех, кто создавал корабли, кто летал на них. Кто верил в общее дружество, не знающее границ.
Интересно, а Шеннон кто по вероисповеданию. За все полгода, что она находилась на орбите, я не помню случая, чтоб она молилась хоть раз. Чтоб просто обращалась к богу, чтоб… ни на земле, ни в небесах. А может, она и не была религиозна. Я не спрашивал об этом, не случалось повода, мы дружили, работали, сражались с трудностями, да, именно как говорит Рой, плечом к плечу. Может, она молилась по ночам, пристегнувшись к кровати? Жаль, не спросишь, потеряна ниточка. Разве что у Юрия, они готовились вместе. Наверное, тоже вряд ли скажет. Не в былой ревности дело, он тоже выпал из обоймы, ушел на пенсию. Стал другим.