Сын стремился к звездам. Жаждал прикоснуться к холодным их лучам обжигавшем в пустоте бескрайнего пространства. Так странно именовать его сыном, пробовал несколько раз, но получалось лишь про себя. А вот ему удивительно легко, и это тоже сбивает с толку. Все никак не привыкну. И еще в толк не возьму, отчего наши разговоры о работе длятся часами в номере, а интимное общение сводится к нескольким фразам, переброшенным в коридоре и осмысливаемым заполночь. Он это от меня перенял, без сомнения. Зачем, вот только. Хотел бы увидеть его жену, наверное, она много для сына сделала. Для сына, все же странно.
В очередной раз в коридоре спросил его, как они жили с Витой. Он не понял сперва, стал рассказывать как к ним относилась община после ухода отчима, я уточнил.
– Отец, ты считаешь, мама любила его? – я спрашивал про дядю Фрэнка, но тут кольнуло прошлое. Кивнул. – Я думаю, нет. Мне всегда казались их отношения дружескими, в них больше от партнерства, чем от любви. Нет, ты понимаешь, в кровати они возлежали и все такое… – сам смутился. – Но ведь они муж и жена и столько вместе и… – не выдержал: – А у вас как было?
Непростой вопрос, несложный ответ.
– Я тогда был двадцатилетним балбесом, чего спрашивать, сам через подобное проходил. А Вита… она много старше, опытней, конечно, меня к ней тянуло, конечно, я возлагал самые разные надежды и рассчитывал сам не понимаю на что.
– Но ведь ты сразу вспомнил, хотя говорил, что женщин…
– Она ведь у меня первая, такое не забывается. И в двадцать лет, мне кажется, еще не совсем можешь понять, любишь или лишь делаешь вид. Или просто уверишь себя, – помолчал. – Скорее всего, я ей просто надоел.
– Не надо так, – я пожал плечами. – Но вы ведь были откровенны друг с другом, ты ведь спрашивал ее о других?
– Зачем тебе? Я никогда подобного не спрашивал, да кажется не задавался лишними вопросами, куда важнее, что Вита со мной. А почему, как надолго, что выйдет из нашего полубрака… тогда не имело значения. Мы просто попробовали. Прости, сын, так получилось.
Он не отреагировал, ни на мои слова, ни на мое обращение. Первый раз назвал его так. Рой кивнул в ответ, очередная иллюзия разрушилась, извинился, отправившись за распечатками. Через неделю приезжала его семья.
Полет на прототипе снова перенесли, погода задурила. В море собирался циклонический вихрь, движущийся в сторону Флориды, синоптики давали пятьдесят на пятьдесят, что пройдет над Канавералом. Все ждали погоды, а пока занимали новыми экспериментами. Напридумывали много: инженеры уверяли экипаж, что нештатных ситуаций во время недельного полета может произойти около двухсот шестидесяти, новые вскрывались по мере поступления полетных данных, в итоге, цифра доросла до двухсот семидесяти одной. Хорошо, что часть проверить решительно невозможно, та, что завязана на глубокий космос и длительную невесомость, но остальные почти полторы сотни мы честно отрабатывали. В целом, повторяющиеся эпизоды, знакомые мне еще по «шаттлу», с небольшими вариациями. Странно, тогда так не тревожились за безопасность. Но ведь и на борту предполагались сплошь профессионалы, а не туристы, как теперь, пусть поначалу и с хорошими физическими данными и трехчасовым курсом подготовки. Хотя часть неполадок можно и не проверять – все равно по сценарию все неумолимо погибали в первые же секунды. Но руководство решительно дуло и на молоко и на воду, прежде чем отправить давно уже готовый экипаж в первый полет.
Позвонила жена: четвертый раз с момента расставания перекинулись новостями. Ничего особенного, готовлюсь, ждет, дочка передает привет, у нее сейчас гости, потом напишет. Поговорили недолго, где-то с четверть часа, попрощались. Мы не так много общаемся в разлуке, она привыкла, да и я тоже. И дома у нас тихо. Разве что дочь изредка приводит очередного ухажера, последний год у нее каждый раз все новый парень. Потом иногда спрашивает моего мнения, обычно я жму плечами, вроде ничего. В следующий раз является другой вариант.