– Решайте пожалуйста, скорее, нам надо успеть.
– Танита… – я помолчал, как-то неудобно вот так сразу. Но она уезжает в гостиницу, в следующий раз поговорить смогу только через несколько дней. По телефону это все не то. – Вы меня тоже поймите. Я… не смогу согласиться. Не надо этих кампаний.
– Напрасно боитесь за исход. Я смогу поднять, знаете, сколько я собрала подписей в защиту…
– Не в этом дело. Вы говорили, у вас брат русист, – «славист», поправила она, – Вы знаете нашу страну, если не очень, спросите, что бывает с теми, кого защищают у вас на демонстрациях или во властной верхушке. Прячут еще дальше. Никакие санкции, разрывы отношений, ничего не помогает. Только хуже становится. На вас же не отыграешься, отыгрываются на своих. Поэтому не надо.
– Но я… знаете, я напишу открытое письмо, подговорю астронавтов, всю старую гвардию. Напишу вашему президенту. Или кто сейчас у вас рулит.
– Я и сам не знаю. Танита, простите еще раз. Даже не в стране дело. Во мне. Я совсем не знаю Роя, я вот сколько с ним, а все равно, он для меня как будто хороший партнер в работе, товарищ, но… вы понимаете, моя семья там, в Подмосковье, в Монино. Какая-никакая, а все же семья. Я не хочу ее терять.
– И не надо. Мы всех вывезем. Они и так держат ваших в заложниках.
– Их просто не выпустили.
– Это не просто. Вам тут будет легче, как вы не поймете. Вас обеспечат жильем, Болден за вас вступится. Такие как вы на вес золота, вы же «Мир» спасали. Вы на «шаттлах» летали, вот теперь на космоплане полетите. Вы столько знаете, вам что угодно предложат, хоть здесь, хоть в Хьюстоне, хоть в Эдвардсе, да где угодно. И жить сможете где захотите. Не нравится вам Калифорния, останетесь здесь, душно во Флориде, переедете на север к Великим озерам, в Новую Англию. Не по душе крупные города, подберете дом в мелком. Наша страна большая и удобная для жизни, здесь не нравится, найдете место по душе. Обязательно. Мы, американцы, кочующая нация, вот нас и считают противниками стариков. Это удобно, когда страна так связана дорогами и самолетами, почти в каждом городе есть аэропорт. Вот Россия велика, а все стремятся в Москву и Санкт-Петербург и вы знаете, почему. В других городах того выбора работ не найти, что в ваших столицах. А у нас напротив, люди уезжают из городов, чтоб обрести себя. Не тут, так в другом городке найдется место по душе, церковь для души. Конечно, страна не идеал, но мы стараемся сделать ее лучше. Потому сюда и едут. Видят же, что да, проблемная, не самая богатая, но у нас места хватит для всех. И мы действительно как одна большая семья, мы всегда придем на выручку. Это как у вас в глухих поселках да на далеких трассах, где иначе не выжить.
– Танита, – и замолчал. Не знал, как сказать, что сказать. Не получались у меня монологи, вроде ее, слова не складывались в нужные фразы. Какая же она миссионерка, подумалось вдруг. На любой вопрос найдет ответ, на любое возражение, аргумент, любой факт перебьет. Нет сил возражать этой силе, не знаю как противоборствовать. И даже не знаю, зачем. Будто спастись пытаюсь. – Танита, уже поздно, вам пора ехать. Давайте отложим разговор.
– Вы обещаете подумать и дать ответ в следующий раз? – снова прижала к стенке. Чего в ней больше: желания помочь мужу или миссионерства этого? – Мы сможем встретиться в четверг, после второго экзамена.
Я кивнул, Танита тотчас покинула коридор, будто растворилась. Какое-то время стоял, глядя в стену, медленно приходя в себя. Будто сдавал и так и не понял, сдал или нет экзамен госкомиссии. И она там, где-то совещается, взвешивает «за» и «против», вынося окончательный вердикт.
Захотелось позвонить своим, странно, почему я так редко это делаю, все письма, письма, будто не надо мне слышать человеческий голос. Будто совсем отвык, да нет, не отвык, будто другое жизненно необходимо. Совсем другое, никак с оставленными дома, с прибывшими сюда не связанное.
Вошел Рой и тут же остановился. По глазам понял, что ни о чем еще не договорились, спросил только о порядке сдачи экзамена, больше, чтоб разрядить обстановку. Наверняка, знал лучше меня, я здесь балласт, не он. От этой мысли как-то не по себе сделалось, коротко ответил, ушел к себе.
А затем долгое ожидание четверга. Танита не появилась, хотя порадоваться чему было: комиссия официально одобрила в качестве основного и дублирующего экипажей космоплана. Экзамены закончились как-то незаметно, будто не к ним готовился все последние месяцы – к той, не пришедшей. Рой, кажется, тоже готовился к моему испытанию, все время оставался сосредоточен, погружен в себя, на время испытания работал как автомат, не замечая, кажется, и самой комиссии – только вытянутые в билете задачи, решалась одна за другой; кажется, он так же не заметил прохождение и, да, порадовался уже за бокалом, после наших общих поздравлений и звонка из гостиницы. Только тогда немного отмяк. Но все равно смотрел на меня, ждал; ждал и я.