18 мая представители Исполнительного комитета и законодательных органов провозглашают его диктатором. Миранда издает по этому поводу 21 мая манифест, в котором торжественно обещает «верховным представителям провинций и всему населению» сражаться до полного отмщения нанесенных врагом обид и восстановления «национальной свободы» на всей территории Венесуэлы. «Я не уйду с этого важного поста, — заявлял Миранда, на которой вы меня назначили, пока не оправдаю ваше доверие и надежды».
29 мая Миранда в новом манифесте призвал все население взяться за оружие. «Час мести пробил, пусть рабы, осмелившиеся напасть на свободных людей, трепещут… Граждане! Мертвецы взывают к вам из своих гробниц отметить за их кровь, больные призывают вас показать раны, полученные в славных сражениях! Защитите женщин, детей и стариков от кинжала убийц! Мы призываем вас к оружию. Пусть знамя Венесуэлы взовьется над Валенсией, Коро и Маракайбо!»
Провозглашение Верховной хунты 19 апреля 1810 года в Каракасе. Художник Хуан Ловери
Первая прокламация Верховной хунты, сообщающая о событиях в Каракасе 19 апреля 1810 года
Симон Боливар. Портрет, сделанный в Лондоне в 1810 году художником Чарльзом Хиллем
Провозглашение независимости Венесуэлы. В центре на первом плане — Франсиско Миранда. Художник Мирен Товар-и-Товар
Морской флаг первой Венесуэльской республики.
Благородные страстные призывы, но они уже мало кого воодушевляют.
Бездействует ли диктатор? Нет! Он объявляет военное положение в республике, приказывает арестовать заподозренных в контрреволюционной деятельности испанцев, в том числе епископа Коль-и-Прата, смещает с постов недостойных доверия офицеров. Он назначает военным губернатором Каракаса стойкого патриота Хосе Феликса Рибаса, наконец, призывает вступить в армию рабов, обещая им после десятилетней службы свободу.
Эти меры, вместо того чтобы приобрести ему сторонников, только обостряют его отношения с мантуанцами, многие из которых все еще мечтают договориться с испанцами. Что же касается призыва в армию рабов, то у рабовладельцев этот шаг вызвал возмущение и негодование.
Миранда медлит с началом военных действий, он не уверен в своих силах, он пытается выиграть время в надежде на то, что ему удастся получить помощь из-за границы. С этой целью он направляет в Лондон своего секретаря Молини, в Вашингтон посылает Гуаля, он обращается к государственным деятелям Англии и Соединенных Штатов, к губернаторам английских владений в Карибском море с просьбой о помощи, он просит оружие, добровольцев, займы…
Тщетные надежды! Англия вновь предлагает ему только свое посредничество для переговоров с Испанией, а Соединенные Штаты делают вид, что все, что происходит в Южной Америке, их не касается.
Переговоры с иностранными державами, посылка за рубеж личных представителей, встречи с иностранцами, с которыми Миранда говорил на непонятных для его окружения иностранных языках, — все это использовалось враждебными элементами для развязывания против него клеветнической кампании. В армии ползли слухи о том, что Миранда договаривается с англичанами о передаче им Венесуэлы…
В начале июня авангард патриотов приходит в соприкосновение с силами Монтеверде около селения Гуайка. Следует сражение, победу одерживают патриоты, но вместо того, чтоб продолжать наступление, они отходят на свои прежние позиции.
Миранда сосредоточивает свои силы у Виктории, неподалеку от своих главных баз снабжения — Каракаса и Ла-Гуайры. Здесь он намерен дать генеральное сражение врагу. Если он победит, то до самого Коро уже никто не сможет остановить его.
Монтеверде бросается на приступ Виктории, но несет потери и отступает Миранда не решается его преследовать. Он продолжает ожидать врага на укрепленных позициях, надеясь, что при новой попытке взять штурмом Викторию Монтеверде найдет себе здесь могилу.
Но когда победа казалась столь близкой, все рухнуло. Неудачи лавиной обрушились на голову генералиссимуса и погребли всякую надежду на разгром врага.
Началось все с того, что 4 июня к югу от Каракаса восстали рабы. Они захватили помещичьи усадьбы и стали продвигаться к столице. Ходили слухи, что их подбили на восстание агенты роялистов. Как бы там ни было, но это выступление рабов вызвало настоящую панику среди плантаторов — латифундистов.