Напрасно генерал-капитан Миярес пытался проникнуть в Каракас вслед за Монтеверде, который формально все еще находился у него в подчинении. Монтеверде запретил Мияресу въезд в столицу. Генерал-капитан был вынужден несолоно хлебавши вернуться в Коро.
Оба претендента на власть в Венесуэле апеллировали к Регентскому совету, принявшему соломоново решение: Венесуэла была разделена на два генерал-капитанства — одно со столицей в Каракасе во главе с генерал-капитаном Монтеверде, второе в составе провинций Марикаибо, Коро и Гвиана с генерал-капитаном Мияресом.
Теперь, став «законным» вершителем судеб территории бывшей независимой Венесуэлы, Монтеверде не замедлил показать, на что он был способен. Не теряя времени, новоиспеченный генерал-капитан принялся чинить суд и расправу над патриотами, заявив, что они якобы нарушили условия капитуляции. Свои «подвиги» он начал с того, что арестовал восемь виднейших деятелей республики и, заковав их в кандалы, направил в Кадис с сопроводительным посланием Регентскому совету, в котором выражал надежду, что «прилагаемые восемь чудовищ» будут сурово наказаны за свои «злодеяния». Вслед за этим последовали другие аресты. В тюрьму было брошено около 500 человек. Они обвинялись в исповедании «подрывных и антиевангелических» идей. Их морили голодом, сковывали попарно белых с неграми, подвергали различным издевательствам. Многих просто убивали. «Снисхождение — это преступление!» — заявил Монтеверде в оправдание своих злодеяний.
Победители испытывали животный страх перед побежденными. Политический советник генерал-капитана Оропеса поучал своего начальника: «Революционный дух не меняется. Это одна из самых тяжелых болезней, которыми страдают воображение и фантазия. Политика считает его неизлечимым безумием, и опыт подтверждает это. До сих пор никто не был способен переубедить революционеров, и они каждый день все с большим упорством добиваются свободы, равенства и независимости. Революция — страшное слово, ее проклятые семена вызывали разруху и смерть всюду, где приживались. Исходя из этих соображений, Ваше Превосходительство, следует удвоить бдительность и осторожность, в особенности это касается ваших подчиненных, наблюдающих за общественной безопасностью, которую можно будет обеспечить только тогда, когда будут обезврежены предатели, свергнувшие законную власть и провозгласившие независимость».
Особенно зверствовали наместники Монтеверде в провинциях. Один из них, Суасола, «прославился» тем, что отрезал уши арестованным патриотам, раздавая эти «трофеи» роялистам, которые прикалывали их наподобие кокард к своим сомбреро.
Чудовищные преступления и бессмысленная жестокость покорителей независимой Венесуэлы ожесточили против них даже Умеренных креолов, выступавших до этого за сотрудничество с испанцами. О настроениях таких людей можно судить по меморандуму, представленному в конце 1812 года маркизом дель Торо английскому принцу-регенту, в котором этот креольский аристократ писал: «Испанцы, коварно и злоумышленно нарушившие свои торжественные обязательства, окончательно порвали узы, связывавшие нас с ними. Невозможно вновь прийти к соглашению с ними, поверить в их искренность. Было бы безрассудно считать, что они способны на благородное отношение к Америке…»
Наиболее дальновидные из завоевателей, такие, как судья Эрэдия, член Аудиенсии, понимали, что Монтеверде своим поведением вырыл неодолимую пропасть между креолами и испанцами. Эрэдия писал, например, в Мадрид, что власти использовали все средства произвола и деспотизма, чтобы вывести из терпения местное население. Жителям Венесуэлы, в особенности креолам, которых Монтеверде и его свора в первую очередь пытались сломить, не оставалось другого выхода, как вновь взяться за оружие и защищать жизнь свою и своих близких. И у них нашелся достойный вождь, который вновь повел их в бой за свободу и независимость, ибо только независимость могла принести им избавление от разорения, рабства и позора. Этим вождем стал не кто иной, как виновник пленения Миранды — Симон Боливар… С острова Кюрасао, куда он прибыл, воспользовавшись паспортом, полученным от Монтеверде, молодой креол обратился к своим соотечественникам с призывом продолжать борьбу за независимость. Он осудил Миранду за капитуляцию перед врагом в момент, когда республика еще располагала средствами к сопротивлению. Вместе с тем Боливар критиковал правительство республики за нерешительность и либерализм, проявленные по отношению к заговорщикам, за отсутствие порядка и дисциплины в рядах патриотов. Мужественный призыв Боливара к борьбе нашел отклик в сердцах многих его соотечественников. К нему потянулись все те, кто горел желанием вновь сразиться с испанцами.