— Нет, нет, благодарю вас, — сказала Дженна стюардессе.
— Спасибо, вам мистер Хэйнс, — проникновенно сказала стюардесса и пошла к другим пассажирам.
— Я старое ископаемое, — проговорил Трейвис, обращаясь к Дженне. — Что-то вроде «харлей-дэвидсона». Ты, может, сам и не хочешь мотаться на мотоцикле, но чертовски приятно, что их еще делают.
Дженна против воли улыбнулась. То, что в устах другого мужчины прозвучало бы вызывающе и даже агрессивно, в исполнении Трейвиса было совершенно невинным и даже забавным. Кто же этот очаровательный человек, говорящий с таким дремучим южным акцентом, что поначалу Дженна понимала его с великим трудом?
— Она определенно очень высокого мнения о вас лично, — заметила Дженна, глядя вслед девушке.
— Издержки профессии, — ответил Трейвис.
— Кто же вы по профессии? — Господи, она что, и вправду хочет это знать?
— Иногда я вылезаю на сцену и начинаю выть дурным голосом, но многие считают, что это народная музыка — кантри, старые деревенские песенки. Однако я не рассчитываю на то, что меня знают на каждом углу. Многие вообще обо мне никогда не слышали, и это в порядке вещей, — заверил ее Хэйнс, хотя Дженна и не собиралась извиняться за свое невежество. — Я исчез с глаз публики как раз тогда, когда дело шло к тому, что я стану всеамериканской знаменитостью.
— Правда? И почему, вы думаете, это произошло? — В Дженне проснулся профессиональный интерес. Кроме того, самоуничижительный тон человека, как это ни странно, очень ей нравился. Этот мужчина сильно отличался от привычных бостонцев. Именно таких называют «старая американская косточка»
— Будь я проклят, если я вообще что-нибудь думаю. Но мой чертов агент имеет на это свою точку зрения. Не скажу, что она мне льстит.
— Что же говорит ваш чертов агент?
— Раньше он обычно говорил, что я просто дурак, и все. Потом он стал ходить на сеансы «психотренинга» и заявил, что я страдаю боязнью успеха.
— И вы в это поверили? — спросила Дженна, гадая, что за отношения связывают Трейвиса с его агентом.
— Не могу сказать, чтобы на все сто процентов. Иначе я не вернулся бы на сцену в девятый или десятый раз.
— То есть если бы вы боялись, то не стали бы возвращаться? — уточнила Дженна.
— Что-то вы задаете слишком много вопросов. Чем вы, собственно говоря, занимаетесь в жизни? — поинтересовался Трейвис.
— Я психолог. — Она вдруг с удивлением поняла, что произнесла это извиняющимся тоном.
Он широко улыбнулся, серые глаза заискрились забавным изумлением.
— Вот влип, будь я проклят! Всегда открываю рот невпопад. Итак, док, вы решили махнуть на меня рукой?
В ответ Дженна только молча улыбнулась.
— Ладно, не хотите отвечать на этот вопрос, я попробую задать следующий. Как вы смотрите на то, чтобы пойти сегодня на мой концерт в «Хилтоне»? Место в ложе и шампанское за мой счет — в общем, все тридцать три удовольствия.
Дженна затихла в изумлении. Давно, очень давно никто не назначал ей свиданий. Долгие годы она всем своим видом и поведением отбивала у мужчин охоту флиртовать или заигрывать с ней.
— Я буду очень занята, — ответила Дженна с вежливой улыбкой. — Не знаю, найду ли я время для концертов.
Но она недооценила настойчивость Трейвиса. Не успели подать обед, как он буквально вырвал у Дженны согласие посетить его девятое или десятое возвращение на сцену. К концу полета Дженна успела в общих чертах познакомиться с биографией своего соседа. Оказалось, что ему сорок один год, хотя выглядел мистер Хэйнс значительно моложе. Петь начал с двенадцати лет. «За деньги, — уточнил он, — а для собственного удовольствия — так почти с пеленок». Несмотря на то, что Трейвис никогда не был звездой первой величины, он сумел все же заработать кучу денег, которые ухитрился потратить неизвестно на что, потом заработал еще и снова потратил.
— Наверно, я делаю это, чтобы не охладеть к работе, — объяснил он, и Дженна решила, что, видимо, он прав.
«Неужели это делаю я?» — мысленно поразилась Дженна, подхватив вместе со всем залом отеля «Хилтон» очередную песню Трейвиса «Ты мое солнышко». Амира Бадир этого не сделала бы никогда, а с Дженной Соррел такое случилось впервые в жизни. До сих пор она не могла позволить себе роскошь побыть глупой и легкомысленной, тем большее удовольствие получала она теперь от каждой минуты незатейливого кантри-шоу.
Представление вообще доставило ей огромное наслаждение. Танцоры в костюмах, покрытых дешевыми блестками, посредственный фокусник и даже косноязычный чревовещатель. Дженна испытывала невыразимое блаженство от многозначительных взглядов, которые бросал на нее Трейвис, когда пел, от восторженного визга его поклонниц. Дженна не могла скрыть от себя, что польщена, когда в конце вечера Трейвис представил ее присутствующим, крикнув на весь зал: «Это моя хорошая знакомая из Баа-стона!»