— Это называется перевозкой деликатных грузов — ты понимаешь, что я хочу сказать, кузен? — и Онассис никогда не будет связываться с таким делами, так как в случае обнаружения подобных грузов могут возникнуть политические осложнения. Когда ворочаешь такими деньгами, как Онассис, зависишь уже не только от покупателей, но и от доброй воли правительств очень многих государств. А эта добрая воля стоит не одну сотню миллионов.
Фарид, не выпуская из рук руля, сделал выразительный жест, означавший, что все сказанное Маликом — прописная истина, известная даже младенцу.
Малик едва заметно улыбнулся.
— Поэтому ты можешь понять, дорогой кузен, что для подобных перевозок клиент нуждается отнюдь не в танкерах Онассиса. Ему нужна старая, неказистая посудина, рабочая лошадка, зарегистрированная, скажем, в какой-нибудь Панаме…
— И Онассис смотрит на подобные вещи сквозь пальцы? — спросил Фарид.
Это был хороший вопрос и говорил об уме, который Фарид часто маскировал своей клоунадой.
Всего три недели назад Малик набрался мужества, чтобы испросить у старика разрешения на свой страх и риск провернуть кое-какие внешнеторговые проекты.
Онассис долго, не мигая смотрел на Малика, потом хлопнул его по плечу.
— Мне бы следовало давно понять, что сын Омара Бадира не станет долго служить кому бы то ни было, даже мне. Но я еще не забыл, что значит быть молодым и когда-нибудь отпущу тебя в самостоятельное плавание, но пока останься со стариком Онассисом. Кто знает, может, тебе удастся еще кое-чему научиться. Что касается твоих проектов, то я дам тебе добро на трех условиях. Первое — ты работаешь на себя в свободное от работы время. Второе — я запрещаю тебе ссылаться на меня и вообще называть мое имя. Третье — не перевози грузов, которые тебе не внушают доверия.
— Я убедил его в своей правоте, — сказал Малик Фариду, — и он не стал возражать.
— Ай, как это здорово, помоги тебе Аллах. — Наклонившись вперед, Фарид озабоченно смотрел на дорогу и на небо, словно надеясь уловить хоть какое-нибудь разнообразие в монотонном пустынном пейзаже. — Так, стало быть, твои дела идут вполне прилично?
— Я же сказал, что вполне нормально. — Наконец кузены добрались до сути разговора.
— Мне кажется, у тебя было не слишком много времени думать о ребенке.
«Я не думал о малышке, только когда спал, — хотелось крикнуть Малику. — Только из-за дочери я приехал сегодня в аль-Ремаль».
— У меня всегда есть на это время, — сказал вместо этого Малик. Внезапно его охватило мрачное предчувствие. — Ты получил мое письмо?
— Конечно, получил и уничтожил, как ты об этом просил, а потом сделал вид, что его потерял.
— Ну, хорошо, — успокоился Малик. — И что ты думаешь о моем плане? Он сработает?
Фарид свернул на обочину, остановил машину и взглянул на брата в упор.
Малик понял кузена. Ни один ремалец не способен обсуждать серьезные вопросы, не глядя в лицо собеседнику.
— Вполне возможно, что ты уже немного отвык от ремальских обычаев, хотя мне кажется, что в этом деле ты можешь больше положиться на свое сердце, нежели на голову. Ты предложил два плана. — Фарид поднял два пальца, бессознательно подражая жесту своего отца — профессора математики. — Первое — представить дело так, словно девочку продали за деньги, а точнее, отдали на воспитание французской супружеской чете. Думаю, ты и сам видишь огрехи такого плана. Ясно, что детей время от времени продают, но Магир Наджар не принадлежит к тем людям, которые занимаются подобными делами. Даже если бы он и был из таких, то и тогда не остался бы равнодушным к мнению о себе людей, и, сколько бы денег ты ему ни заплатил, рано или поздно он выступит против тебя.
— Да, конечно, ты прав, — тяжело вздохнул Малик. — Я сам много думал над этим планом и пришел к такому же выводу. Вот почему я написал, что второй план несколько лучше.
— Он действительно лучше первого. Но давай рассмотрим его в деталях. Как я понял, надо объявить, что девочка страдает какой-то редкой и тяжелой болезнью, которую невозможно вылечить в аль-Ремале, и действительно у нас в стране нет настоящих больниц, а некий анонимный благодетель решил организовать лечение несчастной малютки во Франции. Мы можем даже пустить слух, что деньги на лечение дал по твоей просьбе Онассис, чтобы помочь бедной семье, попавшей в трудное положение.
— Хорошо, только давай оставим Онассиса в покое. Пусть будет анонимный благодетель.
— Ладно, пусть будет так. Но ты понимаешь, что все это означает? Ребенок должен либо поправиться, либо умереть.