Большинство из них было добровольцами. Необстрелянными. Все свои подвиги до тех пор они совершали исключительно по барам городка, где стоял полк. Впрочем, настоящего подвига они совершить так и не успели. Хотя и прославились на весь свет.
Им было поручено взять небольшую высотку – поросший редким лесом холм. 267 человек пошли в атаку. Неподалеку находился наблюдательный пункт новозеландского полка. Через полвека двое ветеранов рассказали, как английские солдаты вошли то ли в густой туман, то ли в лежащее на склоне холма облако. Больше их никто не видел – ни живыми, ни мертвыми. Старики клялись, что облако, после того, как в него вошли солдаты, поднялось в небо, присоединилось к веренице других таких же, похожих на буханки хлеба, и все они медленно поплыли в сторону Болгарии.
Но это было уже потом, а после боя ни одного тела в форме Норфолкского полка так и не нашли. Батальон был зачислен в пропавшие без вести. Турки уверяли, что в тот день взяли всего несколько пленных, и только один из них был норфолкцем. Но через три года после исчезновения часть тел все-таки обнаружили – сваленными в ущелье и довольно сильно изуродованными.
Я не верил в мистику, в похищения пришельцами, в раскрывшиеся параллельные миры. Скорее всего, солдаты просто заблудились в тумане и зашли слишком далеко за турецкую линию обороны, где и погибли. А потом местные крестьяне убрали трупы со своей земли – например, в то же ущелье. Когда счет убитых идет на десятки тысяч, потерять сотню-другую мертвых тел – не проблема.
Бегло осмотрев мемориал в честь погибших на полуострове турецких солдат, я забрался в седло и медленно поехал в ту сторону, где, по моим расчетам, должна была находиться роковая высота 60. Все холмы выглядели совершенно одинаковыми, и ни на одном не было видно памятного знака в честь бойцов новозеландского батальона, который все же захватил потом эту высоту.
Я остановился, слез с велосипеда, закрыл глаза и попытался представить, как все выглядело здесь без малого век назад. Осыпающиеся окопы, разрывы снарядов, пыль, вонь, трупные мухи. Где-то неподалеку должно было быть высохшее соляное озеро, ослепительный блеск которого мешал артиллеристам.
Стало не по себе, по спине побежали мурашки. Ощущение было таким, как будто надвигается гроза, хотя небо было ясным – ни облачка.
- Спокойно, - сказал я себе, вздрогнув от звука собственного голоса. – Это все они.
Один мой знакомый-поисковик рассказывал, что испытывают новички – да и не только новички, - попадая на места былых боев. Тревога, страх, ощущение, что за тобой наблюдают. Кто-то слышит голоса, грохот боя, кто-то видит призрачные силуэты. Хрономиражи – так называют подобные вещи. Не говорить же «призраки». Что мы вообще знаем об этом? Что происходит с чувствами, мыслями умирающих… Так, гипотезы, догадки…
Кто-то стоял неподалеку и смотрел на меня – я всей кожей, сквозь футболку и шорты, чувствовал этот взгляд. По спине побежала струйка холодного пота. Медленно обернувшись, я увидел…
Почему мне в голову пришло слово «крестьянин»? Наверно, потому, что он выглядел так, как в моем представлении должен был выглядеть типичный турецкий крестьянин. Не загорелый парень в майке и обрезанных джинсах, которых я видел, проезжая через деревни, а какой-то… исторически усредненный.
Он был одет в свободные коричневые штаны и подпоясанную длинную рубаху навыпуск, которая когда-то была белой. На голову была намотана грязная тряпка. Определить его возраст я бы не взялся, но вряд ли меньше сорока.
Крестьянин стоял и смотрел на меня, придерживая за длинные ручки тачку на высоких колесах, тяжело нагруженную и прикрытую рогожей. Он спросил что-то, я ответил по-английски, что не понимаю. Крестьянин вздрогнул и отшатнулся с выражением крайнего ужаса на лице. Я попытался соорудить самую приветливую гримасу и спросил, в какой стороне находится высота 60.
Он замотал головой и прикрыл лицо рукой. Тогда я достал из кармана бумажку, на которой было записано турецкое название высотки:
- Kaiajik Aghala? Ммм? – я постарался, чтобы в голосе как можно отчетливее прозвучал вопрос «где?».
Крестьянин махнул рукой за мою спину, подхватил тачку и медленно повез ее прочь. Я обернулся, чтобы взглянуть, куда он показал, и за эти несколько секунд крестьянин исчез вместе со своей тачкой. Ни примятой травы, ни следов колес.