В ту же сюжетную канву вошли перечисления видов манерности, в которых художник будто бы успел выразиться, написав за годы своего творчества что-то свыше семисот полотен. Бывало, конечно, и более, и писались картины чаще. Например, огромное количество работ у Гога; из-под кисти у него выходило иногда сверх одной за день. Количество, как известно, кое в чём способно переходить в качество. Посчитали, что эту великую закономерность можно прилагать и к Сафронову.
При последнем показе его творчества в музее им. Эрьзи у пиарщиков уже не хватало, кажется, слов, какие бы соответствовали его имиджу. Он и авангардист, и символист, и сюрреалист, и кубист, и звезда, и один из самых дорогих, самых популярных, самых психологичных, рыцарь культуры и проч. В данной тематике так же любопытны сообщения официального толка. Были смачно и удальски перечислены должности и звания государственных мужей, чиновников и людей от искусства и просто личностей, без которых устройство экспозиции, наверное, могло бы хоть кому-нибудь показаться мероприятием заурядным или даже худосочным. Допускать подобный просчёт у нас как-то не принято. И чтобы всё тут выглядело максимально гладко, не следовало жалеть ни прыти, ни времени. И – не жалели.
Так вот, сделав своё, репортёры покинули одну сцену, перейдя к следующей. Когда выставка закрывалась, они, правда, вернулись, но, как и в начальном акте, каждый спешил оттянуться первее. Это уже, если хотите, иной тон. И, естественно, в появившихся писаниях, в эфире и на экранах также вообще ничего не могло быть нового. Опять же скажем – нового по существу.
Что в итоге? Экспозицию можно считать проваленной? Или – успешной? И кого на самом деле выставляли? Имеющиеся оценки за пределами средств массовой информации красноречивее всяких осторожных слов. Журнал отзывов, заполнявшийся посетителями, не в пример ковбойским стараниям папарацци, отразил похвальную обширную амплитуду восприятий качества картин заезжего живописца. Вот отдельные мнения:
«Лабуда, не очень-то и за душу берёт, но это массово, грандиозно и брутально!»
«Замечательная идея музея – привлечь одного гламурного художника, чтобы посетители – мимоходом! – заглянули и на постоянную экспозицию. Посмотрели. Сравнили. И сделали вывод: наши-то лучше!»
«…портреты хороши, особенно потрясли рамы».
«…от работ веет… синтезом истории и современности».
«…художник … объединил столько стилей в одном мире!»
«Единственная польза от Ваших картин – это возможность лишний раз прийти в музей и посмотреть на Сычкова и Эрьзю».
«…убедились в том, что Вы являетесь в современности лучшим из импрессионистов».
«…с поразительной … математической точностью Вы прорабатывали каждый штрих».
«Ваше «творчество» на уровне художественного училища. Ничего личного!»
«Вы нашему Сычкову в подмётки не годитесь!».
«Как художник художнику: хотя б пропорции соблюдал…»
«…работы Сафронова отнести к произведениям искусства сложно. …администрации музея стоит более тщательно подходить к отбору экспозиций и ориентироваться прежде всего не на модные имена, а на художественную ценность произведений».
Кроме таких замечаний, в журнале оказалось и много чисто положительных. Там выражались пафосное одобрение и светлые восторги. Но даже если бы похвал набралось больше в десятки раз, нельзя было бы не замечать рациональных и строгих. И, пожалуй, в первую очередь на их-то основе нужно бы выводить выставке окончательную оценку. И уже её разносить по разным отчётам. Именно к тому обязывало уважение настоящего искусства, образцы которого, в том числе мировые, кажется, пока не окончательно забыты в наше торопливое время.
Были, однако, большие сомнения, что показанное, а это лишь небольшая часть от сотворённого художником, могло получить справедливую и точную оценку. В отношении последней надо сказать, что её не может быть в принципе. Это ведь то искусство, где эстетическое подано исключительно в безмерном и почти в статике. Его можно одобрить или забраковать, но в полной мере высказать о нём точку зрения не дано никому. Виновница тут природа наших с вами чувств. Хоть они и велики, но в целом нейтральны: у них нет способности к самодвижению. Чувства «подталкиваются» и развиваются только под воздействием потока мыслей и ощущений. Когда в картине отсутствует чувственное, то и развивать суждения, собственно, не из чего и некуда. Значит, не будет и эстетического, того, в чём мы нуждаемся в наибольшей степени, когда перед нами то или иное художественное произведение.