Попутно ещё замечу: по-своему отстраняя женщин от мужчин, а, значит, и от личного счастья, партия имела, конечно, свой негласный умысел. Так ею решалась задача поддержания дисциплины и сохранения «чистоты» в её женских рядах.
Нечасто видясь теперь друг с другом, бывшие соратники не спешат с оценками своего участия в испорченном прошлом. Перво-наперво им интересно, какова у кого из них пенсия. По незнанию о том же сходу, почти азартно спрашивают тех, кто мог им казаться «своим». Любопытно, не правда ли? Это стало мерилом их успеха, значение которого так и не пересмотрено. Им уютнее от сознания внушительности размеров своего анклава. Для присчёта годятся и посторонние, хоть бы кто. Чем пособия и другие блага больше, тем, в их понимании, выше их прежние роли. Несмотря на всю их тяжеленную бесполезность, пустоту и даже вред. О том, чтобы обеспечить себя понадёжнее, они позаботились ещё при смене власти. Была продекларирована как бы особая, многополезная степень их вклада в действие государственной машины. Тогда же был решён и вопрос об их особом пенсионном обеспечении. В результате пенсий у них почти, наверное, у каждого две. Одну именуют чуть ли не персональной, другая обычная, «народная». Первая намного существеннее второй, а в целом – народу на зависть. Сумели за себя постоять! Нюанс, однако, в том, что в правах на пособия эта публика распадается на две категории. В нынешнем эквиваленте разница – в несколько тысяч рублей. У тех, кто их лишён, серьёзнейший повод обижаться больше, рассуждать об ущемлении, о недооценке…
Даже поверженные, посрамлённые, они незримо возвышаются над обыденным. В таком ореоле им уже сам господь велит вслед за узнаванием главного для себя порасспрашивать друг друга о здоровье, о родне, о покровителях, излить нахлынувшие эмоции насчёт непутёвого рынка с его глупостями и с глупой же демократией, от души посмеяться над современными преступниками и романтиками. Чем не жизнь! Она у них, как ни посмотреть, всё же имеется. Об этом приходится говорить без тени насмешки. Ведь своей немалой массой поколение незадачливых перевёртывателей мира на долгий срок вошло и задержалось уже в другом, теперешнем обществе. Вымирая, оно не только испытывает определённые ущемления, но и влияет на новые отечественные генерации. В ряде случаев закрепился его выбор. Особенно по части приобретательства, мошенничества, плетения интриг, стяжания, коррупции.
Смешение времён ещё никогда не имело концом «чистого» результата.
В центре смерти
ФИЛОСОФСКИЕ ИГРЫ В ПОДДАВКИ
В Мордовском университете, посетив одну уважаемую кафедру, я стал свидетелем сдачи-приёма экзамена по философии. Солидно погоняв студента по избранной им теме и убедившись, что познания у того довольно слабы, преподаватель, желая бедняге только добра, попросил его дать определение, что такое философия. «Любомудрие», – тут же выпалил студент. Таков перевод словосочетания с давнего греческого. Ответ обкатан стократно, и для его получения студентам столько же задают одну и ту же задачу воспитатели. Это – своеобразная игра в поддавки.
Не ставя такой задачи, педагог лишается иногда последней возможности вытащить балбеса из ямы и тем доказать положительную статистику своей работы. В свою очередь, студент хорошо знает, что кроме него предметом не владеют ещё человек с десяток из одной группы; отвечая как от него хотят, он, хитрец, выручает и себя, и преподавателя-визави.
Наблюдение за такой игрой даёт забавный эффект. Непременно улыбнёшься, вспоминая, что когда-то и сам в ней участвовал. Тоже ведь отвечал: «Любомудрие»! Но в этот раз я был вынужден не только улыбнуться, но и осмотреться. «Как же так?» – задавал я себе вопросы. – «Ведь философия умерла. Нужно ли её преподавать в вузе? Может, оттого, что она мертва, теперь столь просто, почти фамильярно с нею обходятся при её изучении? А и в самом деле – какие тут ещё требуются деликатности? Но – с другой стороны – для чего вообще потеют над ней, возятся с нею?»