– Отливка статуи Будды требует больших расходов. Многие храмы, чтобы снизить стоимость, просят сделать статую либо полой, либо без задней части, – Янь Уши нашел время для объяснений. – Я уже бывал в этом храме раньше. Эта статуя Будды сделана очень халтурно и небрежно, тот, кто ее делал, должно быть, был склонен вырезать только более-менее приличный фасад. К счастью, сейчас это сыграет тебе на руку.
– Что ты собираешься делать?! – Шэнь Цяо нахмурился.
– В то время я также изучил фрагмент Стратегии Алого Яна, который хранился в императорском дворце Северной Чжоу, но теперь время поджимает, слишком поздно пересказывать его тебе. Если хочешь увидеть его, отправляйся в Чанъань, чтобы найти Юйвэнь Юна. Он уже встречался с тобой однажды и высоко тебя оценил. Уверен, он сделает для тебя исключение. Кроме того, скажи Бянь Яньмэю, чтоб не беспокоился обо мне , вместо этого пусть воспользуется тем, что Чжоу аннексировала Ци, чтобы распространить влияние секты Хуаньюэ на Ци.
Выражение лица Шэнь Цяо резко изменилось.
– Я не член секты Хуаньюэ. Ты должен сказать эти слова сам, какое отношение это имеет ко мне?
Янь Уши улыбнулся, но ничего не сказал. Он погладил Шэнь Цяо по щеке, нарочито медленно, словно наслаждаясь прикосновением кончиков пальцев к коже. Атмосфера сделалась неописуемо двусмысленной. Неудивительно, что щеки Шэнь Цяо медленно покрывались слабым румянцем.
– Мой А-Цяо такой красивый. Неудивительно, что юная Бай Жун испытывает искушение. Пока она здесь, даже заподозрив что-то, она обязательно поможет тебе скрыться и не позволит попасть в руки Янь Шоу и остальных.
Шэнь Цяо был бы глупцом, если бы не догадался о намерениях этого человека после подобных слов.
– Янь Уши! Я не для того усердно трудился, помогая тебе пройти весь этот путь, чтобы ты в конце концов сдался!
Янь Уши громко рассмеялся.
– Я лично передал тебя в руки Сан Цзинсина и по сей день никогда об этом не жалел. Почему теперь, когда у тебя есть шанс увидеть мой крах, твое лицо выглядит таким опечаленным? Ох, А-Цяо, А-Цяо, ты сильно меня разочаровываешь. Ты должен злорадствовать, ты должен радоваться глубоко в своем сердце! Как я могу проявить жалость, когда вижу тебя таким? Ничего не могу с собой поделать, хочу поцеловать тебя снова!
Сказав это, он действительно сжал подбородок Шэнь Цяо, прежде чем наклониться и вторгнуться в его губы языком. Он остановился только тогда, когда почувствовал, что дыхание другого мужчины стало прерывистым, а глаза увлажнились.
– Я поступаю так, как мне заблагорассудится. Поскольку я никогда ни о чем не жалею, не сочти это искуплением или, более того, каким-то нелепым извинением. Тебе не следует чувствовать вину или строить иллюзии* на свой счет. От этого меня только тошнит.
*(自作多情;zì zuò duō qíng) – строить иллюзии, считать себя неотразимым, обольщаться на свой счёт, воображать, что на любовь отвечают взаимностью.
Он провел по блестящим губам Шэнь Цяо большим пальцем и с улыбкой сказал:
– Этот достопочтенный будет ждать дня, когда ты выполнишь обещание и станешь достойным противником. Таким образом этот достопочтенный сможет взглянуть на тебя еще пару раз.
Шэнь Цяо изо всех сил пытался освободить свои акупунктурные точки, но техника Янь Уши была чрезвычайно сложной. Попытки оказались безуспешными. Вместо этого его лоб немного вспотел, а лицо покраснело еще больше, как будто он был смущен тем, что услышал.
Видя, что Янь Уши собирается уйти, Шэнь Цяо так сильно встревожился, что неосознанно сменил тон:
– Ты! Постой!
Он действительно остановился, когда услышал эти слова. Но только затем, чтобы снова протянуть руку и зажать точку безмолвия на шее Шэнь Цяо.
Грудь Шэнь Цяо резко вздымалась и опускалась. Его глаза, казалось, были до краев наполнены чистыми, теплыми слезами, сияющими глянцевым светом, который мог бы тронуть любого человека.
– Не смотри такими глазами на других людей. В противном случае, не говоря уже о Сан Цзинсине, даже я не смогу держать себя в руках, – Янь Уши наклонился и сказал это прямо над его ухом.
После этого он подтолкнул статую к стене, чтобы углубление, в котором был спрятан Шэнь Цяо, тесно к ней прилегало, что значительно усложняло его обнаружение.
Он погасил огонь и с одним взмахом его рукава место, на котором раньше сидел Шэнь Цяо, было завалено обрушившимися обломками, не оставив после себя и следа.
Едва закончив, Янь Уши почувствовал надвигающуюся опасность, как будто кто-то с сильным намерением убивать приближался издалека.
Но у всякого, кто достиг определенного уровня в боевых искусствах, развивалось таинственное и непонятное предчувствие опасности.
Ухмылка медленно появилась на его лице. Большими шагами он покинул храм и через мгновение исчез в ночи.
Лунный свет просачивался в храм сквозь разрушенные стены и потрескавшиеся плиты развалин, принося слабый свет человеку внутри статуи Будды.
Влага в его глазах, наконец, сгустилась в слезы, которые текли вниз по лицу.
Прошло какое-то время, прежде чем он услышал голоса снаружи:
– Учитывая навыки боевых искусств старейшины Сан, каким образом он не смог догнать этого ничтожного Янь Уши?
– Ничтожный Янь Уши? – усмехнулась Бай Жун. – Сяо-шисюн, ты бы посмел сказать такое в присутствии Янь Уши?
– Прекратите спорить! – Янь Шоу нахмурился, не в силах вынести шума. – Янь Уши ушел один, Шэнь Цяо рядом с ним не было. Скорее всего, он прячется где-то поблизости. После сражения с нами Шэнь Цяо исчерпал свои силы и не мог далеко уйти, поэтому сначала осмотримся здесь!
Глава 80. Нет ничего, кроме самого себя
После того, как Янь Уши ушел, Шэнь Цяо поспешил разблокировать свои акупунктурные точки. Он беспокоился о том, что будет с Янь Уши, если тот попадет в руки Сан Цзинсина – каким пыткам он его подвергнет? Истинная ци циркулировала по его меридианам с бешенной силой, словно собиралась вырваться наружу. Шэнь Цяо почувствовал, словно его сердце внезапно стало горячим, как огонь, но одновременно с этим стало таким холодным, будто его окунули в ледяную воду. Он был сбит с толку – головокружение было таким сильным, что он даже не мог определить течение времени. Это было так, как будто он впал в состояние, похожее на сон, но все еще очень реальное.
Отчасти это было вызвано тем, что температура его тела колебалась между горячей и холодной; с другой стороны, проблема заключалась в его затуманенности рассудка. Словно его душа стремится насильственно вырваться из тела, но она была заперта в нем, и ей приходится носиться с хаотической силой, вызывая боль в груди, тошноту, а также онемение конечностей.
Первая половина жизни Шэнь Цяо прошла для него без особых трудностей. Гора Сюаньду была как барьер, отделявший его от опасностей внешнего мира.
Не только он, но и все остальные, кто жил на горе Сюаньду, включая даже амбициозного Юй Ая, были изолированы от остального мира и взирали на него с некоторой наивностью – считали, что повсюду, как и в Сюаньду, царит справедливость. Однако, поскольку горные пики защищали их от ветра и дождя, они толком и не знали, на что похож мир за пределами Сюаньду.
Однако после этого жизнь Шэнь Цяо как будто разделилась на две половины, а в центре этого раскола стояла битва у Пика Полушага. Первая половина была наполнена комфортом и легкостью; вторая – с непрерывными подъемом и падениями, словно океанские волны.
Он пережил ряд обстоятельств, при которых смерть была бы гораздо более предпочтительным выбором, чем жизнь. Он видел и доброту, и жестокость человечества – но, в конце концов, в его сердце не было ни капли ненависти. События прошлого замелькали у него перед глазами: смерть настоятеля и Чуи; Шиу, вступивший к нему в ученики; сражение в секте Бися; и, наконец, Янь Уши, исчезающий без следа, как дым облаков.
Эта мысль упала ему на сердце, как холодная капля воды, рассеявшаяся, как только соприкоснулась с теплом.
В этот момент его разум, казалось, полностью отделился от его физического тела, от статуи Будды, которая приютила его, и от маленького храма, где он находился – его разум словно погрузился в другой мир, бескрайний и безмолвный. Все виды боли постепенно исчезли из его тела, и внезапно перед глазами появился свет, подобный тому, что исходит от солнца и луны, освещающих горы и океан, словно рыбы прыгают по волнам, и капельки воды падают как маленькие звезды.