Шовкопляс расспросил Виктора и Машу о столичных новостях, о друзьях, которых не видел со дня пленума. Вспомнили вечеринку, приезд Кузьмы Степановича.
Разговор затянулся до поздней ночи. Машу сморила усталость, и она дремала, сидя у стены.
Перед сном ребята вышли взглянуть на лошадей. Ночь была холодная, ветреная.
- Боевая дивчина, - тихо сказал Шовкопляс. - Ты ее любишь?
Виктор покраснел и закашлялся.
- Ну и правильно делаешь, - заключил Игнат. - Меня на свадьбу не забудь позвать.
- Иди к черту, - смущенно пробормотал Виктор и вошел в лачугу.
На пол положили все одеяла, укрылись пальто и шинелями. Виктору хотелось лечь рядом с Машей, но вышло так, что она легла между Кравченко и Игнатом. Виктор примостился рядом с Игнатом. Спали не раздеваясь, и к рассвету сильно замерзли.
Утром распрощались с Игнатом и поехали дальше. Дорога шла верхом, узкой тропинкой. Внизу, у реки, рвали скалы - строили дорогу. Эхо в горах многократно повторяло грохот взрывов. Бородатые горцы в подоткнутых за пояс халатах, под руководством молодого русского инженера, разбирали каменные завалы, очищали трассу, по которой скоро пойдут автомобили.
На четвертый день пути всадники подъехали к Кулябу. Зеленый, богатый водой, фруктами и малярией кишлак Куляб еще недавно был вотчиной захудалых бухарских беков, затем пристанищем басмаческих вожаков. Но за последние годы кишлак превратился в шумный суетливый центр огромного округа. По обеим сторонам вымощенных булыжником улиц стояли новые дома с железными крышами, в центре раскинулся городской сад. От сумерек до поздней ночи шумел движок электростанции - на окраине города строился большой хлопкоочистительный завод.
Доктор Кравченко дружески попрощался с Машей, Виктором и пригласил их заходить в больницу, - где будет его квартира, он еще не знал.
Виктор с Машей направились к секретарю окружкома комсомола Сивоусову. Его дома не оказалось. Их встретила жена Сивоусова Лида - высокая, худощавая женщина лет двадцати пяти.
Сивоусовы занимали большую светлую комнату в общежитии руководящих работников округа. Лида радушно приняла гостей. Когда пришел Сивоусов, они уже успели хорошенько закусить и отдохнуть. Сивоусов обнимал гостей, ворчал, почему его не вызвали раньше. Потом все сели пить чай.
Вечером у Сивоусовых собралось несколько кулябцев - работники окружкомов партии и комсомола, сотрудники исполкома. В комнате стало шумно. Много разговаривали, много курили. Виктора и Машу то и дело призывали в свидетели, заставляли высказывать свое мнение о вещах, им совершенно неизвестных. Было уже довольно поздно, когда Лида взяла с этажерки мешочек и разбросала по столу карты лото. Началась игра. Сивоусов сел на кровать рядом с Виктором, вздохнул.
- Вот так, понимаешь, каждый вечер. Целый день на работе мотаешься, до хрипоты говоришь, а домой придешь, и здесь то же самое. Понимаю, конечно, у каждого свое болит, молчать невозможно. Вот и шумим, спорим. А тут еще с Лидой моей сладу нет. Как вечер - лото. И до утра. Ни спать, ни читать. Прямо беда с такой женой... - Сивоусов смущенно улыбнулся.
За столом все громко разговаривали, бросали на стол мелкие монеты, переспрашивали цифры.
- А с другой стороны, - продолжал Сивоусов, - я жену понимаю. Одно название, что город. Никаких развлечений. Кино все еще не достроено, театра нет. Или преферанс, или лото. Так уж лучше лото. Ну-ка, дай мне две карты! обратился он к жене.
Виктор встал и взглянул на Машу. Она стояла позади Лиды и рассеянно смотрела на стол. Виктор обошел игравших и, подойдя к Маше, положил ей руку на плечо.
- Пойдем, погуляем, - тихо сказал он. Маша молча кивнула. Они пошли к двери.
- Надень пальто, - сказал Виктор. - Сыро.
- Ничего, не замерзну.
- Вот какая ты самостоятельная, - проворчал себе под нос Виктор. Он снял с вешалки Машино кожаное пальто и перекинул через руку.
Ночь была синяя и холодная. Ярко блестели низкие звезды. Город спал.
Виктор взял Машу под руку, и они медленно пошли по улице. Невдалеке они увидели скамеечку. Виктор молча потянул девушку за руку, и они сели.
- Я бы не смогла так жить, - задумчиво сказала Маша.
- Почему? Здесь скучать некогда, - ответил Виктор. - Но одной работы, конечно, мало. Надо хоть немножко чего-то другого... - он искоса взглянул на Машу. - Хоть немножко личной жизни. Тогда все будет в порядке.
Они замолчали. Не хотелось говорить. Казалось, так, молча, можно просидеть до утра. Виктор нерешительно обнял Машу. Она не шевелилась. Виктор притянул к себе девушку и поцеловал ее в губы.
Маша глянула ему в глаза.
- Ты начинаешь личную жизнь?
- Да. И я люблю тебя, - сказал Виктор и поцеловал еще раз.
Вернулись они к Сивоусовым, когда порозовело небо на востоке. В комнате было накурено и душно. Никто не обратил на них внимания. Доиграв последнюю партию, игроки разом встали из-за стола и вскоре разошлись. Усталые хозяева предложили ложиться спать. Маша легла с Лидой на кровать, Виктор и Сивоусов устроились на полу.
Проснулись от стука в дверь - это молочник принес молоко. Сразу все встали. Виктору и Сивоусову пришлось выйти на веранду, пока женщины одевались.
В Пархаре не было еще ни банка, ни почты. Виктор ожидал в Кулябе денежный перевод из Наркомздрава. Перевод где-то задержался, и ему пришлось два дня бездельничать. Они с Машей сходили к доктору Кравченко, осмотрели больницу - маленькую, чистую, зашли в комнату, отведенную доктору во дворе больницы.
Вечерами, когда начиналась игра в лото, Виктор и Маша выходили на улицу. Они садились на скамеечку у парикмахерской, и часы пролетали незаметно.
На третий день Виктор получил деньги, и молодые люди поехали дальше. Дорога большей частью проходила по долине. Лишь с невысоких холмов они видели вдали сверкающую ленту широкой реки. Часто попадались встречные всадники, на мелких речках строились мосты, заболоченные участки дороги забросаны свежесрезанным камышом.
Через день въехали в Пархар - районный центр на границе. Несколько десятков домиков растянулись вдоль кривой улицы. Здание исполкома, недостроенная больница, чайхана отличались от остальных построек выбеленными стенами. На площади у большой лужи стояли привязанные к коновязи лошади и ослы. Красный флаг на высокой мачте выглядывал из-за длинного забора почты.
Секретарь райкома партии Джураев провел Виктора и Машу в кабинет и подробно рассказал им о положении с переселенцами.
Из высокогорных кишлаков Гармского округа сюда были переселены бедняцкие хозяйства. Представители Наркомзема отвели им для посевов огромное болото, питаемое водами нескольких озер. В густых зарослях камыша бродили свирепые кабаны. Рабочего скота переселенцам не дали, сельхозинвентаря тоже.
И все-таки горцы, привыкшие сеять ячмень и пшеницу на крутых горных склонах, упорным трудом осушили болото и засеяли землю семенами хлопка. Скоро выступили грунтовые воды, и половина посевов погибла. Влажные, болотистые заросли кишели мириадами комаров. Появилась малярия, которая быстро превратилась в эпидемию. В кишлаках некому было готовить пищу, заботиться о больных, - почти все население лежало в малярии.
Тогда началась паника. Те, кто мог еще двигаться, решили уйти обратно в горы. Но когда они подошли к переправе через реку, руководивший переселением в районе уполномоченный Наркомзема приказал перегнать паром к другому берегу и не давать его переселенцам. Обратный путь был отрезан. Переселенцы вернулись назад, к свежим могилам.
В это время в район приехал новый секретарь райкома - Джураев. Он арестовал уполномоченного Наркомзема и с единственным в районе милиционером отправил его в Дюшамбе. По дороге арестованный убил милиционера, захватил его винтовку и скрылся за границу.
Джураев реквизировал муку во всех учреждениях Пархара и отдал ее голодающим переселенцам. Потом послал в столицу телефонограмму о бедствии. Из Дюшамбе прибыл отряд доктора Хлопакова, привез хину, продукты. Теперь больных хинизируют, население получило продовольствие, болота осушаются. Но в районе по-прежнему нет людей - некому работать с переселенцами, поставить это дело по-настоящему, по-большевистски.