- Думаю, воспаление легких.
Виктор тяжело опустился на одеяло.
- Что же делать, доктор? - растерянно спросил он.
- В больницу надо. Здесь мы ее погубим. - Доктор сел рядом с Виктором. - Но больница в Пархаре не достроена, ты сам видел. Крыша еле покрыта. Окна без стекол. Не знаю, есть ли двери. Простудим больную. Прямо скажу, положение скверное...
Виктор печально посмотрел на Машу. Щеки ее пылали. Она поминутно сдергивала с груди одеяло и разбрасывала руки. Зоя терпеливо укрывала больную, прятала ее руки под одеяло.
- Что же делать? Что делать? - шептал Виктор и мучительно напрягал мозг в поисках выхода.
Доктор поднялся.
- Не тужи, дружище. Завтра утром отвезем ее в больницу. Все-таки лучше, чем здесь...
Хлопаков ушел к себе, оставив с больной медсестру Зоя и Виктор, сменяя друг друга, всю ночь дежурили у постели Маши.
Утром доктор привел четырех санитаров. Больную осторожно положили на носилки и понесли в Пархар. Хлопаков послал Виктора вперед - приготовить палату. В больнице Виктора встретил врач - молодой человек, только что окончивший медицинский институт. Они забили досками окно в палате, завесили его одеялом, втащили койку. Молодой врач с волнением ждал первую больную в своей еще не открытой больнице...
Машу положили на койку, укрыли тремя ватными одеялами. Кто-то притащил заржавленную железную печку, которую тут же затопили. В палате стало дымно, но тепло.
Больничный врач тихо поговорил с Хлопаковым, затем подошел к Виктору.
- Послушайте, товарищ, вы не можете перевезти больную в Куляб? Кравченко ее быстро на ноги поставит. Там прекрасная больница.
Виктор уже сам думал об этом и поэтому сразу же согласился.
- Каким образом вы ее перевезете? - спросил врач.
- На бричке, конечно... Настелим одеял... - начал было Виктор, но врач перебил его.
- Нет, нет! Это невозможно. Малейшая тряска убьёт ее. Придумайте что-нибудь другое.
Виктор, грустный и подавленный, ушел из больницы. Он бесцельно походил по площади, где раз в неделю собирался базар, потом зашел в ошхану, съел там какой-то обильно наперченный суп и решительно зашагал на погранзаставу. Отсюда можно было передавать телефонограммы в Дюшамбе. Он написал Жорке Бахметьеву: "У Маши воспаление легких. Необходимо перевезти в кулябскую больницу. Вопрос о бричках отпадает. Всякая тряска грозит смертью. Что делать - не знаю. Виктор".
Потом он поехал в Донг.
В дороге опять вспомнилось письмо Жорки. Гуляма исключили из комсомола, он оказался врагом. Нет, Виктор в это не верил! Нет! Сейчас он поговорит со стариком, выяснит, как их переселяли, кто переселял. Старик много знает, надо только к нему подойти, чтобы он все рассказал. Нужно снять с Гуляма обвинение.
В кишлаке Виктор подъехал к столовой и, не слезая с коня, спросил, где найти старика. Повар как-то боком посмотрел на Виктора и усмехнулся в усы. Потом скорчил печальное лицо и сказал:
- Старик умер ночью, начальник.
Виктор непонимающе посмотрел на повара и слез с коня.
- Как умер? Ведь он был совсем здоров?
- Каждый день умирают люди, начальник. Болезнь.
К ним подошел Садыков. У него тоже был скорбный вид. Виктор обратился к нему:
- Где старик?
- Умер старик, - грустно ответил Садыков. - Ах, какой хороший старик был! Я думал, он еще много лет проживет.
- Отчего он умер? - спросил Виктор.
- Каждый день умирают люди, - повторил Садыков слова повара. - Отчего они умирают? Это доктора знают, начальник.
- Веди меня к нему! - приказал Виктор. - Покажи.
- Как покажи? - удивился Садыков. - Мы его уже похоронили. Сами знаете, начальник, мусульманский закон такой: как умер - сразу же и хоронят.
- Когда же он умер? Я вечером с ним разговаривал.
- На рассвете, начальник, на рассвете. Ох, как много людей умирает...
- Где его похоронили?
Садыков махнул рукой в сторону кишлачного кладбища.
Виктор сел на коня и молча выехал из кишлака. Он решил взять Хлопакова и вернуться обратно. Они выроют труп старика и определят причину его смерти.
К вечеру Виктор и врач прискакали в Донг. Садыков повел их на кладбище и указал на десяток свежих могильных холмиков.
- Вот здесь где-то...
Начали разрывать одну из могил. Всего на глубине одного метра обнаружили твердый грунт. Мертвеца не было. Могила оказалась ложной. Виктор посмотрел на Хлопакова.
- Лавочка, - тихо сказал врач. - Все эти могилы липовые. - Старика не здесь зарыли.
- Да-а, - протянул Виктор, - замели следы. Едем домой.
Виктор спал в пустой, осиротевшей комнате. Сны были путаные, тревожные - Маша. Старик. Гулям-Али.
Утром, когда он сидел у постели разметавшейся в бреду Маши, принесли телефонограмму. Из обкома лаконично сообщали, что Виктора вызывают в столицу. Он вспомнил о Гулям-Али и снова поехал в Донг. Там Виктор долго сидел в столовой, ходил по дворам, расспрашивал, но толку не добился. Люди испуганно отмалчивались или отговаривались незнанием. Смерть старика, видимо, всех напугала. Садыков льстиво улыбался, кланялся и старался услужить чем-нибудь. Только повар по-прежнему нагло смотрел на Виктора и усмехался в усы.
- Басмач, определенно басмач, - решил Виктор. В тот же день он уехал из кишлака.
Утром, когда Виктор входил в больницу, до него донеслись из комнаты доктора громкие, удивительно знакомые голоса. Он бросился вперед, распахнул дверь. В комнате сидели Жорка Бахметьев, рябоватый Рахимов, Ушмотьев из горкома и худенький, бледный Азимов. После первых восторгов встречи Жорка сказал, что они приехали выручать Машу из беды. Азимов, по решению обкома, останется здесь вместо Виктора, а остальные - помогут ему вывезти Машу из Пархара.
Комсомольцы пригласили больничного врача и устроили совещание. Все единодушно решили, что единственное спасение для Маши - кулябская больница. Везти ее туда нельзя - значит, надо нести. За день Виктор познакомит Азимова с работой, а завтра - выйдут в Куляб.
В кишлак поехали все вместе. По дороге Виктор рассказал друзьям историю убийства старика. В Донге остановились отдохнуть и перекусить. Садыков засуетился, принес чайник с чаем, изюм и лепешки, затем скромно сел в уголок.
После чая Рахимов предложил Виктору и Жорке пройтись по кишлаку. На улице Рахимов заговорил:
- Старик правду сказал. Это не Садыков. Я его знаю.
- Как не Садыков? - удивился Жорка.
- Я ведь больджуанский - всех там знаю. Это сын нашего караул-беги Иноятбека. Я мальчишкой был, когда он ушел к басмачам. В двадцать третьем году он вырезал половину Больджуана. С тех пор я не видел его.
- Арестовать! - предложил Жорка.
- В кишлаке этого делать нельзя. Его джигиты нас перережут. У него здесь своя братия подкармливается, - сказал Виктор.
- Правильно, - согласился Рахимов.
- Как же быть? - спросил Жорка.
- Давайте сделаем так, - сказал Виктор. - Я назначу его завхозом нашей группы, которая будет переносить Машу. Так мы доведем его до Куляба. А там сдадим, куда следует.
Все согласились.
Вернувшись в столовую, Виктор объявил Садыкову о новом назначении. Садыков остался доволен - он увидел в этом доверие к нему.
Утром Машу, закутанную в одеяла, осторожно положили на широкие, удобные носилки. День выдался солнечный, теплый. Кое-где в тени белели пятна нестаявшего снега. На черной дымящейся дороге копались прилетевшие с севера на зимовку грачи.
Друзья осторожно шли с носилками, чтобы не беспокоить больную. Маша вскоре заснула, убаюканная мерным движением. Жора вполголоса рассказывал какую-то длинную, как дорога, историю. Он шагал позади, рядом с Виктором они были одного роста. Впереди шли Рахимов и Ушмотьев. Садыков ушел далеко вперед. Его услали к переправе подготовить ночлег.
Тропа вилась в нескончаемых тугаях. Непроходимые камыши стояли с двух сторон. Высохшие желтые стебли качались и шумели от ветра. Шли долго, не останавливаясь. Только раз присели покурить. Когда отдыхали, проснулась Маша, и Виктор напоил ее молоком.