"Басмачи!" - пронеслось в голове Гуляма. Вдруг чья-то рука схватила его за плечо. Это был Азизджон, бледный, взволнованный.
- Скорей! Идем за мной! - хрипло сказал он.
Пробежав по узкой улочке, они проскользнули в отверстие в заборе и очутились на каком-то дворе, где Азизджон бросил Гуляму рваный халат и сам надел такой же. Всунув непослушные руки в рукава халата, Гулям поспешил за Азизджоном. Скрываясь за заборами, они выбрались из кишлака, поднялись по склону горы и спрятались среди серых, скользких камней в густом кустарнике. Отсюда была видна площадь возле исполкома и чайхана, у которой уже снова собирался народ.
На улице, идущей от реки, показались три всадника в черных бараньих шапках. Они гнали перед собой несколько дехкан, размахивая плетками и выкрикивая проклятия. Потом на середину площади выскочил еще один всадник. Он резко осадил коня и, поворачиваясь во все стороны, стал громко, нараспев созывать всех жителей Хаита. Еще несколько всадников бросились к дверям исполкома и магазина Узбекторга и, не слезая с коней, начали рубить шашками закрытые двери. Кто-то забрался на крышу исполкома, оторвал привязанный к шесту красный флаг и бросил его вниз под ноги лошадей.
Со всех улиц на кишлачную площадь стекались люди, вооруженные старинными ружьями, палками и серпами. Впереди шли длиннобородые старики в белых чалмах, - в Хаите было шестнадцать мечетей и в муллах недостатка не ощущалось.
Гулям-Али и Азизджон, скрываясь за камнями, смотрели на площадь и не заметили, как над ними откуда-то сверху появился всадник - афганец в зеленом кителе, перехваченном блестящими ремнями. На голове у него была грязная, с длинным хвостом чалма.
- Эй, вы! - закричал всадник, - что вы здесь делаете, проклятые оборванцы! Вставайте, или, клянусь богом, ваши головы полетят вниз.
Позади всадника появились еще двое, вооруженные английскими винтовками. Басмачи окружили пленников и погнали их вниз.
Базарная площадь заполнилась народом. Люди стояли молча и лишь проезжающие через толпу конные громко переговаривались между собой. Всадники окружили площадь, наблюдая за тем, чтобы никто не ушел. На крышах домов сидели женщины, закрытые покрывалами.
Гуляма и Азизджона подвели к чайхане, где на земле у помоста сидело несколько пленников. У одних были разорваны халаты, у других - лица в крови. На помосте, застланном желтой материей из магазина Узбекторга, лежали выцветшие ковры, которых раньше в чайхане тоже не было. На коврах пили чай басмачи.
Афганец в зеленом кителе спросил у них:
- Где же Прибежище эмирата?
- Они в большой мечети совершают молитву, - ответил кто-то. - Скоро прибудут.
Позади Гуляма стояли люди в новых халатах и тщательно повязанных чалмах. Он их совсем не знал, но Азизджон тихо сжал его руку и прошептал:
- Как на праздник выползли, скорпионы. Все наши баи, будь они прокляты...
Именитые люди громким шепотом переговаривались между собой, преданно поглядывали на пьющих чай басмачей.
- Хвала богу, дождались мы защитников ислама. Теперь снова жить можно будет, - сказал старик с седой клочкастой бородой.
- Говорят, Максум уже взял Куляб и идет на Дюшамбе, - поддержал разговор его сосед.
- Максум... - прошептал Гулям-Али. Значит - это банда Фузайля Максума, о которой он уже не раз слышал в этих местах. Плохо дело. Живым отсюда не уйдешь. Хорошо еще, что его здесь почти никто не знает. Гулям вспомнил все, что слышал об этом главаре басмачей.
В нескольких километрах от Хаита, на левом берегу реки лежит большой кишлак Кала-и-Ляби-Об, а поблизости от него - Матанион - родина Фузайля Максума. Когда-то он имел неисчислимые отары овец, вел большую торговлю, имел лавку в Гарме и считался одним из самых богатых людей в Каратегине. Когда эмир бежал в Дюшамбе, Фузайль поехал к нему с богатыми подарками и был назначен беком Каратегина. Он сделал центром своих владений родной кишлак, переименовав его в Шерабад - город льва. Вскоре Ишан-Султан - крупнейший феодал Каратегина - объявил войну Советской власти. Надеясь на легкую победу, Фузайль пристал к нему со своими джигитами. Но в бою у кишлака Марган шайка Фузайля была разгромлена наголову. Восемнадцать главарей, среди которых были испытанные в боях Бадреддин-бай, Ишан-Саладур и другие, попали в плен. Фузайль сбежал тогда в Дарваз и вернулся в Каратегин лишь после ухода войск Красной Армии. Но здесь властвовал Ишан-Султан, которого Фузайль ненавидел больше, чем красных. Собрав верных людей, Фузайль через перевал Люли-Харф приехал в Тавиль-Дару к Ишан-Султану. Его не ждали, но приняли как почетного гостя, угощали, ухаживали за ним. Фузайль принимал все, как должное. Ночью он со своими людьми окружил шатер, схватил Ишан-Султана и его братьев Ишан-Сулеймана и Ишан Шо-Рахматулло. Утром Фузайль устроил над ними суд и повесил всех на базарной площади. Теперь он стал полновластным повелителем Каратегина. Но власть его продолжалась недолго. Весной 1923 года Красная Армия вошла в Каратегин и вскоре заняла Гарм. Фузайль с остатками верных ему людей метался в горных ущельях, не принимая боя, наконец, переплыл реку и скрылся за рубежом.
И вот сейчас он снова пришел туда, где еще не забыты его кровавые дела. Неужели он захватит Гарм? Нет, этого не может быть. Не те времена. Он может убить Гуляма и еще других, но далеко ему не уйти.
Гулям вздрогнул от шума, прокатившегося по площади. Из мечети медленно и важно двигались вооруженные люди. Впереди шел невысокий, плотный человек лет сорока пяти, с подстриженной черной бородкой, в бараньей круглой шапке. На зеленом английском мундире у него висел маузер. Это был Фузайль Максум. За ним шли высокие, смуглые афганцы, обвешанные патронными лентами, муллы и ишаны, напялившие на себя по несколько халатов и огромные белые чалмы.
Толпа расступилась, стоящие впереди низко кланялись. На них нажимали сзади, проход сужался, и басмачи бесцеремонно расталкивали дехкан.
Фузайль и его свита взошли на помост чайханы и расселись на коврах. Басмаческий главарь выпил услужливо протянутую пиалу чая и заговорил, обращаясь к толпе:
- Во имя бога милостивого и милосердного! Да не будет скрыто от народа Хаита и кишлаков, что я пришел сюда не для войны, а для мира. Но я увидел, что здесь совершаются дела, противные установлениям шариата и правилам веры главы пророков. Погрязшие в ереси вероотступники отвергли приветствие, узаконенное словами пророка, отвергли чалму, лишь при наличии которой выполнение намаза считается наиболее совершенным, отвергли исламские одежды, которые носили еще наши предки. Они нарушили веление божье о том, что мужчина не должен смотреть на постороннюю женщину, а женщина не должна смотреть на постороннего мужчину, чем разодрали завесу чести мусульман.
Согласно смыслу стихов корана, человек, вызывающий разврат и беззаконие среди мусульман, попирающий религию, - есть убийца мусульман. Эти люди сошли с пути, узаконенного исламом, и уподобились неверным. Мы должны достойно покарать неверных. Велик бог!
- Велик бог! - закричали муллы, а за ними - все, стоящие у чайханы.
Выждав, когда шум утихнет, Фузайль продолжал:
- Вседержитель мира, избрав нас хранителями веры, оказал нам полную поддержку для того, чтобы мы с помощью всевышнего опоясали себя мечом истинной веры и уничтожили отщепенцев. За мной идет большая афганская армия с английскими пушками. Только что войска ислама заняли Куляб и Дюшамбе. Мы уничтожим Советскую власть и установим правление согласно законам шариата. Советская власть хотела отнять землю у тех, чьи предки получили ее благодаря своему благочестию. Мы возвратим ограбленным их собственность. Все вы должны вступить в доблестное войско защитников веры. Сегодня мы выступаем на Гарм. Там, на земле Гарма, я устрою суд на отступниками - нарушителями закона божия, и пусть не ждут пощады. Аминь! Велик бог!
- Велик бог! - снова завопили у чайханы и кричали до тех пор, пока Фузайль не сделал знак замолчать. Он сел на ковер и принял из чьих-то рук пиалу. К настилу подошел афганец и что-то сказал Фузайлю. Максум поставил пиалу на ковер и кивнул головой.