Лена слушала. Говорила, что не прав я. Не разбираюсь. Святое оскверняю, ибо сам темен да чумаз. Рожу мою запачканную оттирала пущей убедительности ради. Но слова падали в уши и там застревали. А мне большего и не надо было. Она же умная. Додумает. Нужно лишь подтолкнуть. Газету под локоть подложить, картинку по ящику найти.
После школы Лена в институт отправилась учености набираться, а затем работать пошла. Только работу какую-то неправильную себе сыскала, не бабью. Уходила спозаранку, возвращалась к полуночи, а когда и вовсе под утро. Уставала. То свет забудет погасить, то окно не закроет, то огонь на плите оставит. Хорошо, я приглядывал. Курить начала. В доме, правда, не дымила. Попробовала раз, так я чуть не помер от зловония.
Я скучал. По ночам в изголовье к ней становился, смотрел на нее спящую. Канючить начал:
- Бросила бы ты свою работу. В девках ведь останешься! Вон, подружки твои замуж повыскакивали, деток нянчат. А ты живешь на работе.
Мне хотелось, чтобы в доме появились пострелята с ежевичными глазами. Чтобы видели меня как Лена. Чтобы играли. Чтобы грязь по лицу платками размазывали.
Она качала головой:
- Успеется. Кому - дети, а кому - жуликов ловить.
Не наигралась еще. Все правды да справедливости доискивалась. Нет в мире справедливости. Не затем он устроен. Да хоть бы у Него спросила, коли мне не верила. Ах да, Он ведь молчал. А я наговаривал на бессловесного, что вступиться за себя не мог.
Жизнь Лене книжкой казалась яркими картинками навыверт, и она с упоением ее листала. Да только в книге судьбы не все сказки попадаются.
Раз, помню, осень стояла. Стылые, клекотали дожди, шумела вода в водостоках. Окно Лена опять позабыла закрыть, а я за гранями бродил. Пока вернулся, спохватился, на пол листьев налетело, лужа натекла. Я за веником, как слышу - повозка лектрическая под окном становится, голоса раздаются, ключи звенят у двери.
Лена прошла в комнату, не раздеваясь. Табаком от нее пахло, я аж поперхнулся. В кресло села, из сумки бутылку коньяка вынула и давай чистоганом глушить. Сама в плаще забрызганном, грязь с сапог на пол стекает, листья еще эти путаются. А я ни веника, ни тряпки взять не успел.
Половицы рукавом вытираю, спрашиваю:
- Случилось чего?
- Маньяка взяли. Школьниц в подъездах насиловал. Девчонок двенадцатилетних. Смеялся на допросе: пьяный был, не помню. Тварь! Девчонкам всю жизнь сломал. Посмотрим, как он на зоне смеяться будет.
Говорит, а сама на полку смотрит, где образа красуются: глянцевые, в золоченых окладах, с мудрыми всевидящими очами.
- Почему Ты не остановил, не отвел? Девчонки-то в чем виноваты? Какие грехи в двенадцать лет?
Образа по обыкновению своему молчали. Картинки лубочные!
Дети для Лены были неприкосновенны. Она стала бы замечательной мамой, заботливой и строгой одновременно. Да, видать, пострелят мне дожидаться долго. После работы я Лену все больше усталой видел. Поперву-то она в воодушевлении приходила, потом сникла. Глаза погасли, плечи опущены. Злая сделалась, колкая, как ежевичный куст. Прежде любому встречному-поперечному улыбалась, чуть праздники - в доме гости, пир горой. А со временем только две подружки остались, и с теми по полгода не виделись. Все некогда было.
Однажды Лена вернулась расстроенная. Нос красный, глаза красные, пятна на лице тоже красные - плакала. Села в кресло, ладонями от мира заслонилась. Я тряпицу ей протянул, чтобы слезы промокнула, сам на подлокотник запрыгнул, за косу ее ухватил. Коса у Лены роскошная: толстая, длинная, рыжая - не рыжая, медовая - не медовая. Бел-горюч камень алатырь! Удивительный цвет, ведьминский! Я даже путать ее не смел, запутаешь раз - потом только ножницы помогут.
Сижу, янтарные пряди перебираю. Лена всхлипывает в тряпицу.
- Девочка в нашем отделе работала молоденькая. Очень детей они с мужем хотели. Долго у них не получалось. По клиникам разным ходили, по знахарям-шарлатанам. А едва забеременела, проблемы со здоровьем начались. Родить-то она успела, девчонок-близняшек. И только тогда стала лечиться от рака. Муж от нее сбежал. Квартиру родители продали, чтобы дочь отвезти в Германию на операцию. Там разрезали, сказали: поздно приехали и отправили обратно умирать. Деньги сегодня собирали на похороны. Мать ее приезжала. Фотографии семейные показывала. А я все думаю. У нас даже преступники, имеющие маленьких детей, от наказания освобождаются. Что ж, выходит, законы людские милосерднее Божьих?