Вскинула заплаканное лицо к образам и отвернулась.
Я, верный своей природе, радовался. Чем больше она сомневается в Нем, тем ближе делается ко мне. Вот верно говорят: не рой соседу яму, сам в нее сверзишься да шею поломаешь.
Хотя в последний раз, когда с Леной случилась беда, я все-таки не удержался. Попытался предупредить. Отвратить. Ведь не чужая.
Она к тому времени к болтовне моей особо не прислушивалась, своим умом жила. Пришлось бабку ее попросить. Ту, которая умела видеть в других мирах. Да что там видеть, она и жила больше там, чем здесь. Вечно где-то блуждала. Это молодые за грань цепляются - заботами, страстями, привязанностями. А бабка давно всех схоронила. Тут ей оставалось немного, а там и время иначе течет.
Отыскал я ее в мирогранье, растолковал, что к чему, попросил внучку поостеречь. Бабка обещала. Да только это за гранями ум при ней был, а как вернулась в тело ветхое, к памяти дырявой - все, что принесла, в прорехи повывалилось. Только зацепился за решето памяти больший страх, чтобы Лена полковника стереглась.
Та рассмеялась, рукой махнула:
- Бабуль, так у меня на работе - каждый второй полковник. Что ж, мне всех бояться?
Откуда мне знать было, что у них там полковников больше, чем в Наполеоновской армии? Это я по другим мирам свободный, а здесь ровно сухой мотылек булавкой к дому пришпилен.
Уж и стращала бабка, и умоляла. А объяснить не сумела. По разным мирам блуждала, на чужих языках говорила, родной позабыла давно. Пары слов связать не могла. И путалась частенько: жила ведь на несколько миров, в котором была, что видела, поди упомни. Ей все грани равно настоящими мнились.
В семье бабку считали выжившей из ума. Лена ей не поверила. Кого испугают старушечьи бредни? Ну и связалась с полковником. Сам подтянутый, статный, черты чеканные, хоть парсуну малюй. Хвост перед ней пушил, вирши писал, сказки сказывал. Красивые сказки, про любовь. Я и сам заслушивался. Лена прямо светилась от счастья. Ровненько так, золотом сусальным. Я глаз отвести не мог. А потом...
Что случилось? Да ничего не случилось. Был полковник - да сплыл. На звонки не отвечает, виршей не пишет, сказок не бает. Забыл. А Лена любовью пылала - истинный пламенник.
Что будет, если огонь запереть, выхода ему не давая?
Не найдя щелки, он разнесет узилище, но непременно вырвется на волю. Вон, виршеплеты, чтобы не сгореть на накале страстей, в стихи ударяются. Пропойцы - те в бутылку глядят.
Лена не была ни поэтом, ни пьяницей. Я испугался. Ночью отключил лектричество, да вместо него ленино пламя по струнам пустил. Достало целый город озарить. Светоч мой ясный! Неделю горело. А жители так и поняли, что им сияет - лектричество ли, свет ли истинной любви. Им-то оно без разницы.
После вспышки пламя начало тихонько гаснуть. Под конец его даже фитилек свечи затеплить не доставало. Вытек из Лены свет, как воздух из пробитого цепеллина. Вместе с верой в людей. И не в людей.
Я успокаивал как мог:
- На сей раз не вышло - в другой получится. Видать, судьба иначе рассудила.
А она в ответ:
- Нет никакой судьбы! Есть явления, факты, причины и следствия, закономерности и тенденции. Я не верю в судьбу. Я вообще больше ни во что не верю.
Тогда я еще не понял. Думал, поплачет - и отпустит.
Не отпустило. Она все образа святые собрала, что на полке стояли, да сунула в первый попавшийся мешок. Я, дурак, подумал еще: поняла, наконец, кто друг, а кто вдруг.
Толкнул ее лбом под руку: может, поиграем?
А она глядит сквозь меня.
Она же по-прежнему меня видела!
Меня вообще-то мало кто видел, разве бабка, та самая, что меж мирами блуждала. И Лена. Точно знаю, что видела. Но замечать перестала. Будто вовсе не было меня. Я и сам в себе засомневался.
Как так, спросите?
А я почем знаю, как? Я, в отличие от Лены, не ученый.
Не верила она в меня. Если уж Его не существовало, то меня - тем паче. Не понять мне этого было. Где я, а где Он? Чем мы с Ним можем быть схожи? Ему веры нужно - окиян безбрежный, мне - капля воды в горсти. Но чтоб совсем не верили - нельзя. Природа у меня такая. Коли в меня не верить, я сойду на нет. Как и он, кстати. Мы с Ним одной верой мазаны. Она нам и свет, и вода, и пища. Хиреем мы без нее.
Мне вон спать постоянно хочется. И за грани чаще хожу. Тут дышится тяжело. Прибрался бы, да веник старенький Лена выкинула, а пылесоса я побаиваюсь.