Только на этом не остановилось. За яркой вспышкой вослед мрак только сильнее сгущается. Ленино безверье свет отталкивало, отчего вокруг нее стала сбираться тьма. Редко я такое у людей видел, а о нас и рассуждать нечего, у нас природа иная.
После полковника она никого к себе не подпускала. А мне так хотелось, чтоб по дому бегали маленькие пострелята! Ну, хоть один постреленок! И пусть бы даже не видел меня, пусть не играл, лишь бы верил. И без разницы, какие бы у них были глаза.
Сменялись дни. Лена стала засматриваться на зеркала. Я поначалу обрадовался. А то ведь совсем на себя рукой махнула: с лица спала, от недосыпа синяки под глазами, вместо косы - пучок старушечий. Красивая женщина должна собой любоваться.
Но дело оказалось не в любовании. Она же не только в зеркала смотрела. Она и на тени глядела, что вечерами по углам копились, и на лунный свет, что ночью падал от окон, ладя на полу их отражения.
Вот тогда-то я забеспокоился.
- Леночка, родная, а скажи, тебе снов странных в последнее время не видится?
Глухой притворяется. Ладно, коли говорить не хочет, могу и сам поглядеть. Пристроился я близ ее головы на подушке. Она сделала вид, будто не заметила. Не подвинулась даже. Пришлось с краешку ютиться.
Заснула быстро. Не заснула - словно в омут затянуло.
Так и есть.
Сжимает в руке дагерротип. Картинка блестит и дурманит запахом глянца. Плохо дело, коли до запахов дошло. Шуршат минуты в потоках бытия. Со звоном сдвигаются грани. Черно-белый мир брызжет цветами. Дагерротип распахивается, втягивая внутрь себя.
Лена стоит в пространстве фотографии. В комнату попала, по правую стену шкаф, а по левую - кровать под покрывалом. Поверх покрывала распахнут альбом, в прозрачных карманах которого новые картинки. Впереди - трюмо о трёх зеркалах да окошко. Четыре грани, на выбор. Еще альбом. Совсем худо.
- Останься здесь, - прошу.
Не слушает. Тянется за приглянувшейся картинкой. Окно и зеркала исчезают. Но и стены больше нет. Теперь прямо напротив нас вход в выбранный Леной мир.
Она поворачивается ко мне.
Я уже позабыл, как выглядит счастье в ее ежевичных глазах:
- Зачем оставаться? Так же можно путешествовать бесконечно!
Я тороплюсь обратно, чтобы через тело позвать ее душу, пока не стало слишком поздно.
Во сне Лена улыбается. Я оборачиваюсь котом и принимаюсь лизать ей руки, лицо. Она пытается меня оттолкнуть. Ишь, чего удумала! Громко мурча, сажусь ей на грудь и выпускаю когти. Когда Лена открывает глаза, я успеваю соскочить на подушку и свернуться клубком. Она не подумает на меня. Она в меня больше не верит.
Но и молчать не могу. Хватит, намолчался уже:
- Леночка, это мирогранье тебя зовет! Не слушай его!
Шепчет сквозь сон строго:
- Не выдумывай. Мне просто снятся яркие сны. Дай досмотрю! - и отворачивается к стене.
Сны просто так не снятся. Тем более яркие. Такие, в которые хочется завернуться, как в одеяло, и не просыпаться совсем.
В этом мире Лену ничего не держало. Не было якоря, чтоб зацепиться за грань. Обзавестись семьей она не успела. Родители переехали в другой город, за бабкой приглядывать, и редко звонили взрослой дочери. Свет веры угас. От некогда любимой работы нарастало разочарование и усталость.
У нее не было никого, кроме меня.
А я и хотел бы показать ей другие миры, но не так. Не навсегда. Без якоря ее утянет в невозвратную пляску, каждый новый мир будет манить все дальше и дальше, сверкать все ярче и ярче. Она заблудится между гранями, затеряется в тенях и сама обернется тенью, сбросив оболочку тела в пустой квартире.
Зову граней невозможно противиться. Инстинкты не хранят от него, потому что грани искренни. Они рады одарить счастьем любого. Они дробят, умножают и искажают. Манят мечтой, которую не получил здесь. Встречами из прошлого. Упущенными возможностями. Красотами. Чудесами. Каждой душе свой ключ. Люди ненасытны, поэтому устремления тянут их вперед. Но есть стремления, силой превосходящие прочие, ради которых человек откажется от всех иных. Они становятся якорем. Это может быть семья, вера, неисполненные обеты, незавершенные дела.
Другое дело мы. Мы равно чужды любому из миров, а оттого за гранями бродим беспрепятственно. У нас нет стремлений, и оттого мы сами выбираем себе дорогу. Да только кто я? Дремучее суеверие, мракобестия. Долго ли я смогу удерживать Лену от падения в бесконечность мирогранья?
Ей нужен якорь. Знать бы еще, где его взять! В этом мире я не свободен. За порог мне ходу нет. А между миров только безъякорные бродят. Вот задачка! Хоть у Него совета проси.
Я уселся на подушку и принялся думать.