Он поглядел на неё и согласно кивнул, намазывая печёночный паштет на кусочек хлеба.
— Вы же знаете про нашу конницу, она способна на большие дневные переходы, тем более отец не стал откладывать всё в долгий ящик… — Он оторвался от своего занятия и, подняв голову, в упор посмотрел в лицо собеседнице. — Если ваш отец собирался выходить из-под власти короля, он должен был догадаться или, как грамотный человек, предположить, чем всё закончится. Он даже армии не собрал толковой, одна, наспех сколоченная молодёжь, ни опыта, ни знаний, офицеров — ноль! Дисциплина — никакая! Чем вы собирались воевать? Мы только контратаковали, и ваша армия побежала в панике… — Он покачал головой, раздумывая. — Хотя, не могу не отметить мужество вашей Гвардии, она держалась до последнего, но это так и должно быть, она же Гвардия. И ваш отец… — Он дёрнул головой, будто воротник рубашки давил ему шею. — Беспримерный героизм, но это лишь одиночки, были смелые рыцари, не спорю. Но не такими силами объявляют войну…
Она резко перебила его:
— Мой отец не объявлял войну! — Она нервно бросила на столешницу мятую салфетку. — Это вы напали на нас!
— Конечно, — он терпеливо согласился, положил, наконец-то, в рот кусочек хлеба, который давно держал в руке. — Мы только к вашим границам подошли, это уже было видно. Нисколько не укрепились, гарнизонов нет, разведки нет, даже сторожевых отрядов нет — заходи, бери, что хочешь! — Он усмехнулся. — Как дом с распахнутыми настежь дверями, позор хозяину… Мы, в самом деле, взяли вас врасплох, как вы это признали.
Она заговорила поспешно, и сама возненавидела себя за свой тон, будто оправдывалась:
— Отец всё прекрасно понимал, он знал, что вы ответите войной. В последнее время он тяжело болел, и свита давила на него, они давно хотели этой войны, жаждали нажиться…
Он тоже перебил её мягко, просто заговорил, и она вынуждена была замолчать, послушать его:
— Пословицу "короля играет свита" ещё никто не отменял, я всё понимаю, — он принялся за второй кусочек хлеба и его неторопливые действия, его неспешность просто раздражали Аэллу, выводили из себя. Мирон произнёс:- Зато ваша свита, кто живым остался, почти всем составом приняли присягу новому королю, ну, за исключением некоторых и те, согласились после беседы…
Аэлла сжала кулаки, посмотрела на них, на столешнице, на белой яркой скатерти, поглядела на Мирона исподлобья. Зачем он пригласил её на ужин, чтобы издеваться? Чтобы говорить гадости об отце? Доказывать, что вокруг него были и есть одни предатели? Так это и так видно! Что он хочет?
— Зачем вы меня позвали? — он перевёл глаза на неё, и она заговорила в них, бесстрашно, упрямо поджимая губы после каждого сказанного слова:- Чтобы издеваться надо мной? Моим отцом? Моей страной? Чего вы хотите?.. Чтобы я сказала вам всё, что думаю о вас, оскорбила, а вы бы с чистой совестью отправили бы меня на эшафот? Да вы имеете полное право сделать это и так, никто вас не осудит… "Горе побеждённым!" Раз уж вы тут хозяин, то и заводите порядки по-своему, ваше право. У меня была возможность бежать, я не захотела оставлять столицу, так что… А к чему устраивать этот маскарад? Желаете доставить меня до Мирополя и там… в торжественной обстановке… Вам больше славы, но, поверьте мне, меньше чести… И…
Он перебил её тираду:
— Ну, бесчестным меня ещё никто не называл.
— А зачем тогда? — оттолкнула от себя тарелку, и вилка в ней зазвенела. — Зачем этот ужин?
— Устал от одиночества.
Его ответ заставил её замолчать и задуматься. А потом она усмехнулась пренебрежительно:
— Что, у Мирона Мирополя нет друзей? — её насмешка, злая насмешка, заставила его ответить.
— Мирону Мирополя подозрительно заводить друзей, его могут обвинить в подготовке заговора…
— Да? — она приподняла брови с улыбкой. — Незавидная же у вас доля, Мирон. Всегда на вторых ролях, рта не раскрыть, и поплакаться на груди некому… — усмехнулась. — Может, у вас и жена от Майнора достаётся?
Он побледнел и чуть сузил тёмные глаза, но моргнул спокойно, без нервов.
— Невест для сыновей выбирают отцы. Мой брат уже женат.
— Если она его не устроит, то станет вашей?
— Нет! — он повысил голос.
Она отвела глаза, пряча взгляд, но чуть заметную ухмылку в уголках губ спрятать не смогла. Она ему мстила.
— Знаете, уж лучше быть князем в Райроне, чем Мироном у вас, по крайней мере, быть в праве выбирать себе жену, любимую жену, — повторила настойчиво, глядя в его глаза, — и заводить друзей…
— Это наши традиции.
— Незавидные традиции, я бы не хотела родиться у вас. Извините.
— А я — у вас.
Она качнула головой согласно, улыбнулась.
— Ну вот, и обменялись, — она глянула на горевшие в подсвечнике свечи, времени прошло уже достаточно. — Как вам Райрон? Вам нравятся ваши новые земли?
— Райрон испокон веков земля Мирополя.
— Но вы-то здесь впервые?
— Я — да.
— И что, вам нечего сказать о моей родине?
Он помолчал, выдерживая её взгляд, ответил:
— Зелёно, много места, река красивая…
— Да, наша Рейя это гордость княжества. Все города в основном на её берегах и на притоках. У вас таких сильных рек нет.
— У нас горы и небо близко.
— Небо близко? — она с насмешкой переспросила. — Ну и тщеславный же вы народ, вы даже к небу ближе, чем все остальные.
— Это не тщеславие, это — истина.
Она подняла ладони, словно загораживаясь.
— Не буду спорить… — огляделась. — Спасибо за ужин, господин Мирон, было интересно побеседовать. Может, я и не краше одиночества, в другой раз вы подумаете прежде, чем приглашать меня… — усмехнулась. Только дёрнулась подниматься, как из полумрака появился слуга и помог ей отодвинуть стул с высокой спинкой. — Извините.
Их глаза встретились, Идвар тоже стоял напротив, через стол.
— Доброй ночи, княжна.
Она всё же задала ещё один вопрос, который мучил её всё это время:
— Скажите мне всё-таки, господин Мирон, почему вы сохранили мне жизнь? С какой целью?
Он помолчал, и Аэлла разглядывала его лицо в ожидании ответа, готова была принять любой, пусть даже самый безжалостный. Но он произнёс:
— Не знаю, может, и пожалею ещё…
— Может быть, — она опять усмехнулась, прикрывая глаза, отвернулась. — Доброй ночи, господин Мирон.
Ушла в сопровождении слуги. Идвар постоял ещё какое-то время. "Может быть, ещё и пожалею, кто знает…"
Перед сном попытался составить пару приказов, но ничего не шло на ум. Все мысли были заняты одним, точнее, одной… Что ни делал, чем ни занимался, с кем ни говорил, всё она одна из головы не шла. Как вольно вела себя, как насмешничала, сверкая серыми глазами, улыбалась. Нет, таких он ещё не видел. При дворе короля к Мирону относились с почтением не меньшим, чем к наследнику, и все придворные дамы отводили глаза, не то, что слово лишнее сказать или посмеяться. Эта же вела себя вольно, знала, что терять нечего, всё, что было, уже потеряла. А, может, это у неё характер такой? Говорят, мать её умерла рано, воспитывали её отец и брат, мужское воспитание, значит. Манер девочке не привили…
А красивая! До чего ж красивая!
Идвар вздыхал, всеми силами заставляя себя думать не о ней, а о деле, о бумагах, разложенных перед ним. Красивая…
* * * * *
Через день её пригласили опять на ужин, Аэлла удивилась, но приглашение приняла. Она-то думала, что в последний раз вела себя так, что отбила Мирону всякую охоту общаться, а оказывается. Ну, ладно. На этот раз она оделась попроще и решила держать себя в руках. Сходу сразу же извинилась за прошлое поведение:
— Может, я в прошлый раз довольно резкой была, извините. Так получилось.
— Извиняю… — он кивнул головой, приглашая к столу, протянул руку. Тёмные волосы его качнулись, сверкнули в свете свечей.
Аэлла быстро перекусила, голодной она не была, а вот за яблоко взялась, аккуратно счищая с него кожуру, спросила:
— Прошлый раз разговора у нас не получилось, да и мог ли он у нас получиться? — хмыкнула, убирая с ножа в тарелку узкую полоску яблочной кожуры. Идвар следил за её руками. Она не гнушалась сама себе почистить яблоко, хотя слуга стоял за спинкой стула. И сразу же почему-то вспомнились её слова: "А если бы я убила вас?" Конечно же, ножом, им она обращалась довольно ловко. Вдруг глянула прямо. — А вы не боитесь вот так приглашать меня, довольно часто, если подумать? Обвинят вас в дружбе с врагом, чем оправдываться будете?