На сей раз генерал Каледин и за ним воинство шло на молитву во имя великой цели - защиты Дона от Советов... После благодарственного богослужения, проведенного самим архиереем, атаман Всевеликого Войска Донского принимал парад войск. Даже мельком увидев, как казаки сидят в седлах и какие под ними кони, он с гордостью отметил, что, значит, еще не перевелись донские казаки - храбрые, удалые, профессионально обученные. Готовые по первому зову броситься в атаку за "веру"... тут пробел получился в мыслях Каледина, ведь царя свергли или он сам отрекся от престола, но так или иначе его нет, остается Отечество. Осталось всего лишь дна символа. Но не беда. Главное, есть донцы-молодцы. Сердце старого солдата радуется. Он ведь хорошо знает, что творится в русских войсках на фронте.
Рассказывал его сподвижник генерал Антон Иванович Деникин: "Приезжает командующий армией к толпе солдат и говорит: "Какой там "господин генерал", зовите меня просто: "товарищ Егор"... До какого унижения доходил командный состав... Вы слышали, что солдаты сделали с командиром Дубовского полка за то, что тот не утвердил выбранного ротного командира и посадил под арест трех агитаторов? Распяли! Да-с, батенька... Прибили гвоздями к дереву и начали поочередно колоть штыками. Обрубили уши, нос, пальцы... Фронт разваливается. Грязные окопы. Народу в окопах мало. Кто-то в дезертирах, другие, "тяжелоздоровые", взяли путем угроз от врачей свидетельства о болезни, третьи, объявив себя делегатами, уехали к товарищу Керенскому лично проверить, действительно ли он приказал армии перейти в наступление. Оставшиеся солдаты играют в карты, в воздухе скверная брань. Читают газету "Русский Вестник", издаваемую немцами и ежедневно доставляемую в русские окопы. Командир роты поручик Альбов неуверенно и просительно обращается к солдатам: "Товарищи, выходите на работу. В три дня мы ведь ни одного хода сообщения не вывели". Играющие в карты даже не повернулись. Кто-то вполголоса сказал: "Ладно". А читавший газету отозвался: "Рота не хочет рыть, потому что это подготовка к наступлению, а комитет постановил - не наступать..." Альбов: "Если даже ограничимся обороной, то ведь в случае тревоги - пропадем. Вся рота по одному ходу не успеет выйти..." Поручик махнул рукой и пошел дальше... На поле за неприятельскими проволочными заграждениями - людно. Там базар. Немецкие и русские солдаты обменивают друг у друга водку, табак, сало, хлеб... Показывается толпа. Над нею красные флаги. Впереди транспарант белыми буквами: "Долой войну!" Это пришло пополнение к русским. Начались разговоры: как с землицей? Скоро ли примирение?.. Им-то, офицерам, сукиным сынам, хорошо, получают как стеклышко, 140 целковеньких в месяц... Начинается митинг: "Товарищи, мы страдаем, обносились, обовшивели, голодаем, а они, офицеры, последний кусок изо рта у вас тащат. Они зовут вас в наступление, посылают вас в бой, чтобы вернуть Романовых, вернуть вас в кабалу к буржуазии". Поручик Альбов пытается объяснить, что офицеры не посылают их в бой, ведут их за собою, усеяв офицерскими телами пройденный путь... Толпа ревет и напирает. Зловещий гул, искаженные злобой лица: "Погоди, сукин сын, мы с тобой посчитаемся!.." Ночью Альбов пишет рапорт при огарке свечи: "Звание офицера - бессильного, оплеванного, встречающего со стороны подчиненных недоверие и неповиновение, делает бессмысленным дальнейшее прохождение службы. Прошу о разжаловании меня в солдаты, дабы в этой роли я мог исполнить честно и до конца мой долг..." Пока молодой поручик писал рапорт, солдаты повалили древко палатки, навалились сверху. Начали бить... До смерти... Кто-то потом подошел и равнодушно сказал: "Ишь как разделали человека, сволочи!.. Не иначе, пятая рота". Распламененная стихия вышла из берегов окончательно. Офицеров убивали, жгли, топили, медленно разрывали с невероятной жестокостью, молотками пробивали головы... Миллионы дезертиров, как лавина двигалась солдатская масса по железным дорогам, грунтовым путям, топча, ломая, разрушая последние нервы бедной, бездорожной Руси... Как смерч - грабежи, убийства, насилия, пожары... Все это делал солдат. Тот солдат, о котором писал Л. Андреев: "...Ты скольких убил в эти дни, солдат? Скольких оставил сирот? Скольких оставил матерей безутешных? И ты слышишь, что шепчут их уста, с которых ты навеки согнал улыбку радости? Убийца, убийца!.. Ты предал Россию, ты всю Родину свою, тебя вскормившую, бросил под ноги врага!" После революции 1905 года модным было считать: солдат - жертва, все зло в офицерах - они расстреливают мирных жителей, бьют солдат, пьянствуют, развратничают. После революции 1917 года все перевернулось: офицер - жертва, солдат - зло, хам, вор, грабитель, предатель, убийца. А. И. Куприн писал: "Будут дни, и нас, офицеров, будут бить. Мы заслужили это. Нас, патентованных красавцев, неотразимых соблазнителей, великолепных щеголей, будут бить на улицах, на площадях, в ватер-клазетах..."
15
Армия погибала... А вместе с нею - Россия... Творилось что-то невообразимое. Газеты переполнены ежедневными сообщениями с мест - анархия, беспорядки, погромы, самосуды... Навис злой призрак голода. Между фронтом и местами закупки хлеба - разбои, грабежи. Проходящие воинские части сметают все, уничтожают посевы, скот, птицу, разбивают казенные склады спирта, напиваются, поджигают дома, громят не только помещичье, но и крестьянское имущество... Против массового дезертирства бороться невозможно. Самые плодородные области погибают. Скоро останется голая земля...
ЦИК Советов рабочих и солдатских депутатов констатировал: "В различных местностях России толпы озлобленных, темных и часто одурманенных спиртом людей, руководимые и натравливаемые темными личностями, бывшими городовыми и уголовными преступниками, грабят, совершают бесчинства, насилия и убийства".
Съезд представителей Балтфлота потребовал: "...Немедленного удаления из рядов Временного правительства Керенского как лица, позорящего и губящего своим бесстыдным политическим шантажом великую революцию, а вместе с нею и весь революционный народ".
Комиссар Северного фронта В. Б. Станкевич, призванный защищать Временное правительство, доносил: "Я чувствовал всю тщету попыток, так как само слово "правительство" создавало какие-то токи в зале, и чувствовалось, что волны негодования, ненависти и недоверия сразу захватывали всю толпу. Это было ярко, сильно, непреодолимо и сливалось в единый вопль: "Долой!"