Итак, Третья мировая война – уже реальность. Россия приняла вызов в тот момент, когда решила прирасти Крымом. Результатом каждой мировой войны является перемещение границ – и Россия, превентивно расширив свои, подала заявку на участие в мировой войне. Крым был гибридной ловушкой сродни разделу Польши в 1939-м – формальный повод для втягивания в передел мира.
Поэтому опыт кризиса государственной власти в России накануне Первой и Второй мировой войн имеет практический смысл. Первый раз Россия не выстояла и рухнула под грузом противоречий. Второй раз Советский Союз не только устоял, но и расширил свое влияние на Китай, Венгрию, Польшу, ГДР, Вьетнам, Болгарию, Румынию и еще два десятка государств в Африке, Южной Америке и на Ближнем Востоке.
Двадцать пять лет назад геополитические амбиции и желание доминировать в мировом масштабе не смогли справиться с внутренними противоречиями вроде дефицита, квартирного вопроса и дешевых автомобилей и шмоток. Наибольший осколок СССР – его формальный наследник Российская Федерация – оказался в не менее сложных условиях, чем Российская империя в 1914-м и Советский Союз в 1941-м. Поэтому опыт ошибок и успехов наших предков накануне мировых войн может и должен быть предметом государственной идеологии. Потому что идеология «стабильности» уже не дает гражданам ответа на основные вызовы времени. В частности, в рамках идеологии «стабильности» нет проекта будущего. Консерватизм хорош в том случае, если сохраняешь лидерские позиции. Если же в нынешней системе координат Россия является ресурсным придатком Нью-Йоркской и Лондонской бирж, где определяются цены на русскую нефть и газ, то консервация такого миропорядка приведет к еще большей колониальной зависимости России.
Поэтому опыт 1917 года может помочь нам увидеть, как установить качественно новый миропорядок, даже формально проиграв в мировой войне. Иногда проще не платить по счетам бездарных предшественников, а учредить новое государство и начать с нуля. Этому нас учит опыт РСФСР, рожденной в горнилах мировой и гражданской войн.
Поэтому хотим мы того или нет, но Россию в начале 21-го века ждет череда потрясений, связанных с испытанием прочности государства. То, что мы называем мировой войной, является не чем иным, как извержением вулкана национальных, гуманитарных, социальных, культурных и деловых противоречий. Каждый участник хочет решить собственные проблемы за счет грабежа проигравших. Так, в 1918 году в разгар Гражданской войны на Дальнем Востоке высаживаются оккупационные войска Японии и США. Пока «красные» и «белые» выясняли между собой, кому принадлежит власть в Москве, японцы и янки уже пытались «отжать» Сибирь и Дальний Восток.
Такова реальность мировых войн. Проигравшую сторону грабят и пускают по миру. Так, по результатам Первой мировой у России отняли Украину, Новороссию, Бессарабию, Тавриду, Белоруссию, Польшу, Финляндию и Прибалтику.
Россия была и остается самым ценным призом. Причем ценностью является не вся Россия, а то, что сегодня называется Сибирским, Уральским и Дальневосточным федеральными округами. Россия ныне, как и 100 лет назад, представляет собой две неравномерно развитые части: густонаселенную и полную противоречий европейскую Россию и малонаселенный и содержащий всю таблицу Менделеева суперрегион Сибирь. Россия интересует наших конкурентов как колония, и никто это особенно не скрывает.
Система государственной власти в Российской Федерации сегодня напоминает систему власти дореволюционной России. Фактически мы имеем дело с автократией в форме суперпрезидентской модели государства. Унитарные методы управления в федеративной стране обеспечиваются силовыми органами, государственными монополиями, лояльной олигархией, федеральным телевидением и культом личности верховного правителя. Все это подается в идеологическом коктейле, состоящем из образов Великой Отечественной, иконы Николая II, ё-мобиля, «вежливых людей», Стаса Пьехи, Дмитрия Киселева, «Единой России», Бориса Акунина, Анатолия Чубайса, «Камеди-клаба» и премьер-министра с айфоном. В центре политической идеи «стабильности» стоит образ авторитетной власти – мудрого, заботливого и трудолюбивого верховного правителя. Вокруг этой центральной фигуры строится вся политическая конфигурация. Интересно, что идентичные модели зародились и развиваются и в России, и в Белоруссии, и в Казахстане. Об этом феномене стремления бывших советских людей к образу сильного повелителя, практически монарха, мы будем говорить отдельно.