Танцор медлит пару секунд, но затем кивает.
— Помню, юный Егерь. Неужели в этот момент ты уловил мудрость в моих словах?
— Не совсем, — усмехаюсь я. — Просто подумал, что это чертовски меткая метафора. Ведь знаешь, что ещё умеет летать, подхваченное ветром перемен?
Мой взгляд находит глаза товарищей. Каждый замирает, всматриваясь в меня с немым вопросом. Но в каждом взоре я вижу тусклую искру. Готовую разгореться в любой момент.
— Надежда, — тихо произношу я, и не узнаю собственный голос — столько в нём непоколебимой веры. — Грёбаная надежда продолжает парить, даже когда весь мир катится в бездну.
Я смотрю в глаза своих израненных бойцов. Каждого по очереди.
— Она поёт без слов в самый тёмный час, напоминая, за что мы сражаемся. Не ради денег, власти или славы, а ради чего-то большего. Ради тех, кого мы любим. Ради дома, который должны защитить.
Медленно, даже торжественно, я вскидываю револьвер, направляя его на Танцора, и повторяю слова когда-то сказанные мной для всех жителей Земли:
— Рано или поздно смерть придёт за каждым из нас, но что может быть достойней, чем пасть в бою со страшным врагом за своих любимых, за пепел своих предков и храмы своих богов?
Пламя струится по телу Гидеона оранжево-алым плащом. Катана Тая устремлена точно в грудь Сильфиру. Девора переступает на массивных ногах своего меха.
— Даже если земля уйдёт из-под ног. Даже если небо рухнет на голову. Надежда будет петь. И мы будем сражаться под её мелодию! Сражаться, пока бьются наши сердца!
Мой голос набирает силу с каждым словом. И вместе с ним крепнет решимость в глазах моих товарищей.
— Так давайте покажем им, — мой голос гремит под сводами зала, — что значит драться, как Десперадос! Мы умрём сегодня или победим, но, клянусь, эти выродки запомнят нас навечно!
Мой рык сливается с боевым кличем соратников. Даже Девора присоединяется, заставляя динамики своего меха рокотать.
Танцор хмурится и качает головой. Он разочарован в нашей глупости.
Плевать.
Они пришли посмотреть наш последний танец?
Отлично. Покажем им представление, которое не забудется до конца их долбанных жизней!
Я чувствую, как аркана наполняет моё тело. Усиливает все мышцы до единой. Глушит боль от многочисленных ран. Вновь прибывшие победители Полигонов выходят вперёд, занимая боевые стойки. Готовясь рвать и метать.
А мы…
Мы улыбаемся. Скалимся, как волки перед последним прыжком. Больше нет страха. Нет сомнений.
Есть лишь цель.
И те, кто встанет на пути к ней, окончат свой путь, смотря стекленеющими глазами в потолок!
Пространство между нами искрит от напряжения. Враги начинают движение, и мы устремляемся им на встречу.
Сейчас прольётся кровь.
И вдруг…
Время замирает.
Застывает.
Останавливается.
Фигуры кселари и моих бойцов замедляются, будто увязая в невидимом киселе.
Я пытаюсь пошевелиться, но тело отказывается слушаться. Всё вокруг погружается в густой переливающийся туман.
И из этой пелены мне навстречу шагает… ВечноЦвет.
Ультхак смотрит на меня с нечитаемым выражением лица, скрытого фарфоровой маской.
Она подходит ближе, и я ощущаю исходящую от неё силу. Древнюю, первобытную мощь, способную останавливать само мироздание.
Вр’кса роняет слова, эхом отдающиеся в застывшем безвременье:
— Что ж, кажется, я успела вовремя.
Глава 29
Теодор «Ва-банк» Ковальски сидит на берегу небольшой речушки недалеко от фактории Вислина под Гданьском. Его поплавок лениво покачивается в проделанной лунке, но мужчина не обращает на это внимания. Его мысли блуждают далеко от этого безмятежного места.
С момента появления Сопряжения жизнь Теодора превратилась в бесконечный стресс и страх. Каждый день он просыпается с мыслью, что сегодня может стать его последним. Ва-банк до сих пор не понимает, как ему удалось выжить в первые дни этой безумной резни. Наверное, это просто чудо. Чудо, которое наградило его золотым классом Картоманта и возможностью управлять целой колодой смертоносных карт.
Теодор тяжело вздыхает и подтягивает к себе удочку. На крючке болтается небольшая плотва. Он осторожно снимает рыбу и бросает ее в ведро с уловом. Сегодня ему удалось поймать всего несколько рыбёшек, но это лучше, чем ничего. По крайней мере, он смог хоть ненадолго сбежать от тревожных мыслей и постоянного давления.
Внезапно перед глазами Теодора всплывает текст. Слова, написанные кроваво-красным шрифтом, обжигают сознание: