— Рад тебя видеть, Жорж, — обнялся с ним царь, — как здоровье, как жизнь?
— И то, и это мягко говоря не очень, — вежливо отговорился князь, — расскажи лучше о своих делах — я читал в газетах о твоем чудесном исцелении, это правда?
— Чистая правда, сынок, — погладил Александр его по голове, — пойдем перекусим, заодно и делах наших скорбных переговорим…
Георгий вообще-то жил в Грузии, в местечке Абустумани, это где-то между Тифлисом и Боржоми, но полгода назад переехал сюда, в Пятигорск. Он повел своих родителей к своему жилищу, расположенному неподалеку от железнодорожного вокзала.
— Да, хоромы-то у тебя тесноватые, — сказал царь, оглядев скромные жилищные условия князя, — что, на более приличные денег не хватило?
— Денег-то у меня достаточно, — скорбным голосом ответил Георгий, — только тратить их впустую я не считаю разумным… все равно мне скоро умирать — туберкулез у нас не лечится…
— Федора Михалыча я читал, — император уселся за стол, стоявший ровно посередине скромной обители сына, и достал бутылку шампанского марки Мом, — он, кстати, тоже предпочитал элитные сорта спиртного — будешь?
— Не откажусь, — Александр лихо откупорил бутылку и разлил по бокалам, предоставленным Георгием.
— Будем здравы, бояре, — провозгласил тост царь и опрокинул содержимое бокала в рот, — а теперь о деле… если ты не против.
— Конечно-конечно, — немедленно отозвался Георгий, — слушаю со всем вниманием.
— Так вот, драгоценный мой отпрыск, — продолжил император, — лекарство, которое меня вылечило, оно как бы является универсальным, понимаешь?
После кивка Георгия царь продолжил.
— Твою болезнь оно, надеюсь, тоже вылечит… очень сильно надеюсь, для этого у меня есть веские основания.
— И что мне надо делать, папа? — серьезно заинтересовался темой Георгий.
— Во-первых, ты заканчиваешь со своей меланхолией, — ответил царь, — прямо сегодня и прямо сейчас, а во-вторых переезжаешь в Петербург в Первую медицинскую клинику под наблюдение господина Боткина… можешь на нашем поезде поехать, веселее будет.
— А в-третьих будет? — достаточно смело спросил Георгий.
— Будет, — сурово взглянул на него отец, — но после первого и второго — у меня на тебя очень серьезные и долгоиграющие планы. Ну как, согласен?
— Тут двух мнений быть не может, — робко отвечал сын государя, — если старший приказывает, младший должен подчиняться, иначе какая это будет субординация…
— Я не сомневался в тебе, сынок, — улыбнулся Александр, — собирай пожитки и вслед за этим мы отчалим в Тифлис…
— Стоп-стоп, — напомнила о себе Мария, — а Лермонтов, а место дуэли…
— Черт, забыл совсем, — приложил руку ко лбу царь, — туда мы, конечно, заедем… можно и минеральных вод будет испить по дороге, раз уж здесь оказались. Но следом сразу Тифлис.
После обеда пролетка с императорской семьей отправилась по памятным местам Пятигорска.
— Сани, — спросила вдруг Мария, — а почему он Пятигорск называется?
— Я могу пояснить, — вмешался Георгий, — это от названия главной горы, которую вон там можно видеть, — он махнул в том направлении, — она называется Беш-тау, на кабардинском языке это Пять вершин.
— Понятно… а минеральные источники тут где?
— Они здесь называются бюветы, — опять пояснил Георгий, — в переводе с французского это питейное заведение. Сейчас будем проезжать первый из них, в парке Цветник… а чуть дальше будут еще две галереи, Лермонтовская и Академическая. Кстати, можно при желании полежать в минеральных ваннах — говорят, что это помогает от некоторых болезней.
— На обратном пути заедем, — принял решение царь, — выпьем разных вод, это несомненно, а ванны будут по желанию… а вон там тот самый Машук? — указал он налево по ходу движения.
— Да, — подтвердил его сын, — этот тот самый Машук, гора, на склоне которой был убит Михаил Юрьевич…
— А что там потом стало со вторым дуэлянтом? — неожиданно заинтересовался царь, — как его… с Мартыновым…
— Мартынов был разжалован в рядовые, папа, — пояснил сведущий в местной экзотике Георгий, — и лишен всех прав состояния. Однако в дальнейшем твой дедушка…
— Николай? — уточнил Александр.
— Ну да, Николай 1й, он смягчил наказание до 3 месяцев гауптвахты и трехлетнего покаяния в монастыре. Потом Мартынов написал даже воспоминания о дуэли и о Лермонтове, но читать их невозможно, я пробовал…