Но если даже мы неправы и обмануты, то все же имперская позиция этим нисколько не ослабляется. В этом случае потерпит ущерб лишь честь и репутация Ирландии. Каково бы то ни было ваше настроение в данный момент, доверяете ли вы или не доверяете временному правительству, – все равно вы можете ждать. Мы выполнили свою роль и выполняем ее с величайшей лояльностью на глазах у всего мира. Мы распустили нашу полицию. Мы удалили наши вооруженные отряды. Мы освободили заключенных. (Презрительные восклицания.) Да, я повторяю это и я горжусь этим. Мы передали правительственные полномочия и все ирландские доходы ирландскому министерству, ответственному перед ирландским парламентом. Мы сделали это на основании договора, торжественно подписанного аккредитованными полномочными представителями ирландской нации и впоследствии подтвержденного большинством ирландского парламента. Этот великий акт доверия, совершенный более сильной державой, я уверен, не станет предметом насмешек для ирландского народа. Если бы случилось так, то империя оказалась бы достаточно сильной, чтобы пережить это разочарование, но Ирландии не скоро удалось бы смыть с себя этот позор».
Асквит, мой бывший начальник, также оказался выше страстей и партийных соображений и всем весом своего авторитета подкрепил правительство. Затем палата общин разошлась в чрезвычайно мрачном настроении.
В этот же день произошел новый инцидент, который я довел до сведения палаты общин. Ирландские республиканские отряды заняли местечки Петтиго и Беллик. Петтиго лежит по ту и по другую сторону границы, а Беллик находится целиком на северной территории. Эти военные действия заставили проявить другую сторону той двойственной политики, которую я старался проводить. Инцидент дал мне удобный случай воочию показать Ольстеру, что мы не ограничиваемся одними только извинениями и не летим в пропасть, а во всяком случае будем охранять неприкосновенность ольстерской территории, что бы ни случилось. Военный министр и мои прочие коллеги по кабинетской комиссии были вполне согласны со мной.
Немедленно после окончания парламентских дебатов Майкель Коллинз, слушавший мою речь, вошел в мой кабинет. В дружеских тонах я сообщил ему, что если какая-либо часть ирландской республиканской армии, независимо от того, стоит ли она за договор или против договора, устроит набег на территорию северян, то мы силой вышвырнем ее.
Он принял мои слова совершенно спокойно, и, казалось, был гораздо больше заинтересован дебатами. «Я очень рад, что видел все это, – сказал он. – Я не буду возражать против вашей речи; мы должны выполнить наше обещание или погибнуть». Мы поговорили об инцидентах в Петтиго и Беллике и о бельфастских зверствах. Перед самым уходом он сказал мне: «Я не проживу долго. Я обречен, но я постараюсь сделать все, что могу. После того, как меня не будет, другим будет легче. Вы увидите, что они смогут сделать больше, чем я». Я повторил фразу президента Бранда, которую я слышал во время обсуждения законопроекта о трансваальской конституции «Alezal regt kom» («все кончится хорошо»). Это было мое последнее свидание с Коллинзом перед его смертью.
Я хочу посвятить здесь несколько слов Майкелю Коллинзу. Это был честный и бесстрашный ирландский патриот. Узкий круг, в котором он вращался, и вся прежняя обстановка его жизни внушали ему чувство ненависти к Англии. Он непосредственно участвовал во многих страшных делах. Наша полиция охотилась за ним по пятам и много раз он едва-едва спасался от смерти. Но теперь он более не имел ненависти к Англии. Любовь к Ирландии по-прежнему владела его душой, но кругозор его стал шире. Во время переговоров о договоре он находился в контакте с людьми, которые ему нравились, с людьми, которые вели честную игру, и он решил действовать честно по отношению к ним. Если Гриффитс чувствовал особое доверие к Остину Чемберлену, то Майкель Коллинз питал глубокое уважение к лорду Биркенгеду. Постепенное изменение его настроений может проследить по его речам всякий, кто удосужится их прочесть. Раньше он был предан только одной стране, теперь он был предан двум. Он сохранил верность и к той, и к другой и умер за них обеих. В будущем ирландское свободное государство разовьет не только свои культурные и моральные силы, не только достигнет благосостояния и счастья, но и станет активным, влиятельным и ценным членом Британского содружества наций, и тогда о жизни и смерти Коллинза будут вспоминать все более и более широкие круги.
На ольстерской границе были теперь сосредоточены крупные отряды, снабженные всеми средствами войны. К деревушке Петтиго и Беллик были двинуты 7 тыс. чел. с артиллерией и броневиками. Мы решили произвести демонстрацию подавляющими силами, дабы поддержать неоспоримые права Ольстера. В течение более чем 10 дней британские деревни, имевшие полное право на покровительство короны, были беззаконно заняты вооруженными силами ирландских республиканцев. Ведь в конце концов есть случаи, когда сотня обиженных и притом вооруженных людей должна иметь право прогнать распоясавшегося безобразника.
Премьер-министр был весьма обеспокоен этим инцидентом. Он опасался, что в данном случае мы имеем дело с маневрами экстремистов обоих лагерей, старающихся вовлечь нас в битву при наименее выгодной для нас обстановке.
«Если сторонники Свободного государства будут настаивать на такой конституции, которая отвергает подчинение короне и империи и фактически устанавливает республику, то принятые нами меры встретят сочувствие во всем мире. В то же время стычка из-за Ольстера не всем британским населением будет оцениваться одинаково и уж во всяком случае не может рассчитывать на мировые симпатии. На сколько я понимаю, – писал он, – в данном случае мы идем в поход на какие-то жалкие казармы в Беллике, занятые дружески расположенным к нам кузнецом к маленькой горсточкой его соратников – нужно помнить, что Мак Кеон (кузнец) является решительным сторонником договора и публично порицал де-Валера и соглашение между Коллинзом и де-Валера. Если в Беллике его убьют, то это самым дурным образом отразится на нашем примирении с ирландской расой.