— Когда мы проходим обучение, каждый из нас воспринимает это по-разному, у каждого открывается свои способности, но есть кое-что общее: мы Видим суть человека, а не внешнюю оболочку. Наверное, это похоже на твою способность видеть энергии. Мы все видим истину, поэтому, так же как ты сейчас не видишь своих шрамов их не замечаю я, — он опускает руку и садится на кровать. — Со мной в последнее время тоже творится что-то неладное, если раньше, мне требовалось сосредоточиться и вызвать эту возможность, то с недавнего времени, я… мне нужно постараться, чтобы видеть оболочку, для меня все вокруг превратилось в сгустки энергий, чувств, эмоций, я не различаю лиц, я вижу только сущности, наверное, церковь назвала бы это душами, но я не знаю, что это, я знаю только, что это индивидуально и я уже научился различать всех близких и знакомых по таким образам. Помнишь я говорил, что не вижу тебя… Теперь я могу тебя Видеть, раньше, я просто не мог… Как бы это сказать… Я не был, видимо, готов, Видеть такое… Твой образ, Мирриэль, самый чистый, из всех что я видел, ослепительно белый, иногда мне сложно смотреть на тебя, так ты сияешь, а иногда я не могу оторвать от тебя глаз. Когда ты переживаешь или волнуешься я вижу рябь на твоей сущности, но даже она, хоть и приглушает сияние, не изменяет его цвета, ты просто… особенная. Даже самые черные мысли, воспоминания и чувства не делают тебя хуже, это как… минутная слабость, просто порыв ветра… Я не знаю, как это описать, я воин, а не поэт. Я все это к тому говорю, что все твои шрамы, для меня лишь иллюзия, я их не вижу, и прикасаясь к тебе, — он аккуратно проводит рукой по моему плечу, его ладонь останавливается как раз в месте где стоит клеймо. — Я чувствую только исходящую от тебя нежную прохладу, я вдыхаю запах твоего тела, когда ты рядом, ты словно глоток свежего воздуха, после смрада затхлого подвала, глоток родниковой воды, в испепеленной пустыне, я не представляю, почему ты переживаешь, потому что для меня ты… смысл жизни, наверное, я не могу подобрать других слов. А шрамы на твоем теле постепенно пропадут и тогда все будут видеть в тебе только то же самое, что вижу я. Просто я вижу это уже сейчас, а всем остальным потребуется некоторое время. Вот…
Я смотрю на него удивленно, он всегда утверждал, что воин не может говорить красиво, а тут столько всего в одной речи. И я понимаю, что он ничуть не кривит душой, не успокаивает меня, он действительно все видит именно так, как описал, он видит души, бессмертные души, поэтому он стал лучшим в своем ремесле, невозможно обмануть человека, который видит тебя насквозь. Но это закономерно, я вижу энергии, потому что это моя стихия, а его стезей всегда были человеческие души и сердца…
— Нас уже давно ждут у стола, Мирриэль, все хотят тебя отблагодарить, так что давай-ка заканчивать с этим всем, а то я несколько неловко себя чувствую, и пойдем принимать благодарности, пить вино и кушать.
— Конечно, — я поспешно оканчиваю одеваться. — Прости, что напугала тебя, но этот кошмар…
— Ты можешь мне не рассказывать, Мирра, я представляю в какой ситуации ты могла выкрикивать мое имя таким образом, с такой надеждой… Ничего не говори — это просто сон. Идем уже.
Он берет меня за руку, и мы спускаемся вниз. У камина в углу накрыт стол, теплые яркие язычки пламени создают неповторимый уют и дарят свет и тепло всему помещению. На стенах висят охотничьи и рыболовецкий трофеи, видимо, хозяин любит принимать здесь гостей и рассказывать им истории про каждый экспонат, а теперь, благодаря нашей помощи, он сможет делать это и дальше. Этот гостеприимный дом не опустел, в нем опять горит свет и очаг, за дверью слышен детский смех, в сенцах топчутся люди, желающие высказать нам свою признательность. Это так удивительно, я сама поражаюсь, как все взаимосвязано, ведь задержись мы в пути на несколько часов, или пройди мы несколькими днями раньше, и эта деревня вымерла бы вся все эти люди…Равновесие?! Или судьба?! Как это назвать, почему я должна была оказаться именно здесь и сейчас, чтобы спасти именно этих людей? Или может быть я должна была спасти кого-то одного? А разве это имеет значение? Главное, что я сделала свое дело, а почему должно было случится именно так… наверное, мы не узнаем никогда, или узнаем, но гораздо позже и сможем ли мы связать два события — еще неизвестно.
Наш любезный хозяин уже встречает нас, его жена хлопочет, у стола.
— Вы покушать сперва хотите, наверное, так я люду скажу, чтоб во дворе подождали, а то вы с битвы, да с дороги, вам бы дух перевести…
— Ничего, — говорю я. — Мы с радостью разделим стол и кров со всеми желающими, если твой дом их вместит.
— Дом-то не вместит точно, а вот ежели на двор выйти, там и свадьбы гуляли всей деревней не раз, всем места хватит.
— Вот и славно, повод-то не хуже, чем не свадьба?
Народ загомонил и высыпал на двор, уже через несколько минут закипела бурная деятельность, появились столы и скамьи, женщины бросились по домам за снедью и выпивкой, пока мужчины устраивали место для пиршества. Мы не принимали в этом участия, лишь наблюдали со стороны. Тогда ко мне и подошла женщина с девочкой, той самой, которую я исцелила. Я улыбнулась и присела рядом с малышкой, когда она несмело дотронулась до моей ноги.
— Ну, здравствуй, как ты себя чувствуешь?
Девочка робко улыбнулась и посмотрела на мать, та лишь кивнула. Девочка обняла меня за шею и поцеловала в щеку.
— Ты спасла меня, мама больше не плачет, мне совсем не больно. Ты очень добрая и хорошая. А еще ты очень красивая. Я хочу стать такой же хорошей, как ты, когда вырасту, я тоже буду учиться сражаться мечом с монстрами, чтобы спасать людей.
Я обнимаю ее в ответ, на глазах стоят слезы.
— Не нужно тебе это, спасать людей можно по-разному, не только мечом, но и словами и добрыми делами, и с меньшим риском, чтобы твоя мама не волновалась…
— Ты очень смелая и сильная, мама говорит, что таких как ты еще не встречала, — она проводит ручкой по моему лицу, мягкая пухлая ладошка оставляет приятное ощущение тепла. — Я принесла тебе подарок. На, это моя любимая кукла, но мне совсем, ни грамочки не жалко подарить ее тебе, у тебя, наверное, нет никакой куклы…
Она протягивает мне игрушку в ярком платье, видимо, ее мать ни одну ночь провела за работой, чтобы сделать такую красоту для дочери. Я беру куклу и, рассматривая ее собираюсь отказаться, но в глазах девочки читается такая решимость и еще радость, что я, взрослый человек, воин, а не отказалась от ее нехитрого подарка, что слова застревают у меня в глотке.
— Спасибо, детка, ты права, у меня нет ни одной куклы, и я даже не помню были ли когда-то. Она очень красивая, я буду хранить ее, как память о тебе. Хорошо?
Девочка задумывается на минуту, а потом говорит очень тихо.
— Куклы нужны, чтобы с ними играли, поэтому ты ее побереги, пока у тебя с твоим мужем, — и она совершенно серьезно смотрит на Калена. — не появится дочка, а потом пускай она с ней играет. У вас же будут дети? Правда? Вы оба такие красивые и так любите друг друга, а мама говорит, что дети только от любви и появляются.
Я смущенно смотрю на Калена. Он перехватывает мой взгляд и улыбается, тоже опускаясь на колени рядом с девочкой.
— Конечно у нас будут дети, но немного попозже, когда мы закончим помогать другим людям, которые попали в беду. Но, я тебе обещаю, что обязательно передам эту куклу нашей дочери, и я надеюсь, что она станет такой же хорошей, доброй девочкой, как ты.
Он треплет девочку по щечке и улыбается ей. Мать стоя в сторонке наблюдает за всем сквозь слезы. И когда девочка отходит от нас, приближается она.
— Я так вам благодарна, вы простите ребенка, коль она что-то не то сказала. Я не знаю, как мне выразить свою благодарность, денег у меня немного, но вот, — она протягивает несколько медяков, — примите, пожалуйста, это все, что есть.
Кален лишь качает головой.
— Нам не нужны деньги, женщина. Мы делаем это не за награду. Самой большой наградой для нас будет улыбка твоей дочери и твоя. Осознание, что мы спасаем жизни, выше любых денег. Так что оставь эти деньги себе и вот еще, — он достает из-за пояса несколько золотых монет. — Ты их сбереги, и когда придет время, подари своей дочери от нашего имени, с пожеланиями любви и счастья.
Женщина расплакалась, начала отказываться, но Кален положил монеты ей в ладонь и сжал ее с улыбкой.
— Подарок твоей дочери гораздо ценнее всех монет, которые я когда-либо держал в руках. Так что бери.
Женщина благодарит и отходит от нас.
— А ты говоришь, что не умеешь красиво объясняться, — толкаю я его в бок. — Теперь ты станешь героем для всего этого семейства на несколько поколений вперед.