Сплок, двигаясь довольно резво для существа с логическим мышлением, выхватил излучатель, который прятал под одеждой как раз на такой случай. Он взял на себя левый фланг, а Хэм Дуо, которого Билл и впрямь видел на подиуме, соскочил с высокого балкона, стиснув в руке лазерный клинок. На его небритом лице застыла кривая усмешка.
— Прикрой! — крикнул он Биллу и устремился на подоспевший взвод солдат, облаченных в сверкающие доспехи.
— Убейте их! — воскликнул мессир, прячась за энергонепроницаемой балюстрадой: он едва успел увернуться от клинка Дуо.
— Поцелуй меня в задницу! — гаркнул Билл. Его можно простить: он выпалил сгоряча.
Исход сражения оставался непредсказуемым. Эффект неожиданности был потерян (ведь неожиданность действенна, только когда неожиданна), поэтому чаша весов клонилась на сторону мессира, который брал числом, причем сам предпочитал отсиживаться за балюстрадой в окружении развращенных помощников. Солдаты в доспехах — их шеи кровоточили от непрерывных автоматических инъекций: им кололи возбудитель ярости — медленно, но верно теснили противника, размахивая лазерными пиками, которые производили глухие взрывы громадной разрушительной мощности. Сплок, с его склонностью к логике, предусмотрительно прихватил с собой канистру УЛП, поглощавшей энергию аэрозоли, поэтому первый натиск удалось отразить без потерь. Но что будет дальше?
Как ни странно, ответ содержался в одной-единственной голубой розе.
Глава 61
Кому-то может показаться, что здесь что-то не так. Кому-то, возможно, захочется обвинить голубую розу в соучастии. Ничего подобного! Ее никак нельзя считать ответственной за то, что произошло в гостиной.
Голубая роза стояла на кофейном столике капитана Дирка. Столик не играет в событиях никакой роли, но он там был.
Что гораздо важнее, был там и Дирк.
Точнее, в то утро, когда расцвела голубая роза, а потом офицер службы связи, которого до тех пор мало кто замечал, принес перехваченную бредограмму, Дирк находился в своей каюте на борту «Смекалки».
— Бредограмма? — спросил Дирк, когда офицер службы связи Пол Муни — не путать с актером! — принес ему распечатку.
— Так точно, сэр, — отозвался Муни, высокий, симпатичный молодой человек с маленькими усиками. Дирку вспомнилось, что, когда Муни впервые появился на корабле, над его усиками потешались все кому не лень. То было странное время: экипаж смеялся над всем подряд. Но Муни этого, естественно, не знал и решил, что смеются над ним.
Так оно, впрочем, до какой-то степени и было.
За одну ночь добродушный, веселый рубаха-парень Муни превратился в мизантропа. Он сидел в одиночестве в радиорубке, стены которой обтянул черным крепом, утверждая, что от яркого света ламп у него болят глаза. Еду ему присылали в рубку, разговаривать с кем бы то ни было он наотрез отказывался. Порой, проходя мимо рубки, можно было услышать непонятный стук. Никто не знал, что там происходит, а посему ореол загадочности вокруг Муни все разрастался.
В конце концов о поведении Муни доложили капитану. На Дирке в тот день был коричнево-голубой эластичный комбинезон, и он пребывал в приподнятом настроении.
— Пускай остается в рубке. Не трогайте его, он скоро очухается.
— Но, сэр, он ведет себя необычно!
— А с каких пор мы не терпим необычного поведения у тех, кого подозреваем в помешательстве?
— Вы хотите сказать, что Муни чокнулся?
— Надеюсь, временно. Оставьте его в покое. Все образуется.
Дирк оказался прав. Запершись в обтянутой черным крепом рубке, Муни со временем вернул себе уверенность и здравомыслие.
— Эй! — воскликнул он. — Пожалуй, мои усы и впрямь смешны. Какой же я дурак, что обиделся на ребят!
Он прикинул, стоит ли выходить из рубки, и внезапно понял, что ему хочется сыграть в пинг-понг. Однако сначала следовало кое-что сделать.
— Кое-что особенное, — сказал себе Муни. Когда он посмотрел на перечень особых коммуникационных проблем, решимости у него прибавилось. — Я сделаю, обязательно сделаю!