Перелешин думает: странная штука — мозг. Воспоминания о Вике как — то съёживаются, стискиваются, будто супруги прожили вместе два — три года, но никак не десять лет. Мёртвые отступают в тень. О двух годах на сцене он помнит больше, чем о супружестве.
В этот погожий день ему не до смерти.
— А парни? — спрашивает он.
— Какие парни?
— Мальчики, бойфренды, подростковая влюблённость.
— Кажется, я прозевала этот этап.
Личная жизнь дочери — та, что ему доверена — это лопоухий Гаэль, увивавшийся за Соней в старших классах. На выпускном, перебрав с коктейлями, Соня облевала ухажёра. Дочь повторяет: нет времени бегать на свидания. Перелешин задаётся вопросом, не связано ли отсутствие постоянного партнёра у дочери с пережитой травмой. Он мало смыслит в психологии. Всуе он думает, не лесбиянка ли его дочь, но даже если так, думает он, это не станет проблемой.
— И вообще, — Соня выруливает к синагоге, — ты старше, ты первый должен жениться.
— Кому нужна такая развалина! — хохочет Перелешин.
— Брось, па, ты красавчик. Вылитый Вэл Килмер.
— Твоему поколению не положено знать Вэла Килмера. Кинофрики умирают в одиночестве.
— А кто заставлял меня смотреть старые фильмы?
— Каюсь!
— Напомни, как зовут твою коллегу?
— Которую?
— Дамочку, она подкармливала тебя бобеле.
— А, усатая!
— И кто из нас переборчивый?
— Её зовут Лея. Лея Пукман, как тебе?
— Принцесса Пукман?
Смеясь, они въезжают на засаженную кипарисами улочку.
— А что там? — спрашивает Соня, паркуясь. У гаража напротив идёт бойкая торговля. Соседи перебирают лежащие в коробках и прямо на тротуаре вещи. За покупателями наблюдает Мехьяр. Толстяку — марокканцу принадлежат несколько домов в округе. Включая дом под зелёной крышей, который до недавних пор арендовал букинист.
— Ты помнишь Серёгу?
— Не очень.
— Он жил вон там.
— А, такой низкорослый гопник?
— Гопник скупал раритетные книги и знал всё о прижизненных изданиях Достоевского.
— Никогда бы не сказала.
— Он повесился.
— Ого!
— Пил, как чёрт. — Перелешин вспоминает собственные запои и Викины слёзы. — Книги на бутылку менял. А теперь его архив унаследовал арендодатель. И устроил гаражную распродажу.
— Пойдём приценимся?
— Пойдём.
Отец и дочь протискиваются к стихийному рынку. На покрывале — добрая сотня книг, на траве — книжные башенки. Перелешин не сомневается: ушлый Мехьяр приглашал оценщиков и самые ценные экземпляры припас для eBay.
Старушка торгуется за иллюстрированный сонник девятнадцатого века. Глядя на энциклопедии, словари, поэтические сборники, Перелешин думает о предметах, остающихся после нас. О человеке, чьи сокровища выброшены у гаража и проданы за бесценок.
«Царствие небесное», — говорят русские, но какое царство уготовано горькому пьянице Серёге? На небесах, где только и делают, что бомбы.
Мехьяр суёт в карман скомканные шекели, помогает грузить на тележку килограммы ЖЗЛ. Соня склоняется и подбирает книгу в жёлтой обложке. На обложке нет ни названия, ни имени автора. Позже Перелешин задастся вопросом, что привлекло дочь в этом неброском томике. И не могла ли книга позвать её, поманить.
Тёплый ветерок налетает с пылью, взъерошивает волосы, шерстит страницы низвергнутых к ногам стихов. Соня открывает безликую книгу, глаза её на миг расширяются, а мышцы расслабляются. Заинтригованный реакцией дочери, Перелешин подходит и смотрит через плечо. Судя по расположению строк, жёлтая обложка скрывает пьесу.
— Что это? — спрашивает он, вчитываясь в заглавие. — Паннеау жауне?
Соня не улыбается, как обычно, когда он коверкает французские слова.
— Панно жон, — говорит она отстранённо. — Жёлтый знак.
Ресторан назывался «Kutuzov». Двухметровая матрёшка у входа сагитировала Перелешина. Он перебежал дорогу — совершенно пустую — и окунулся в приторные звуки балалайки. Оформители переборщили с русской исконностью. Стены, выкрашенные под Гжель, намалёванная берёзовая роща в туалете. Не хватало медведя на поводке, скрещённых автоматов Калашникова и портрета Гагарина. Моя руки, Перелешин представил застрявшего в Каркозе эмигранта, который сидит на унитазе в берёзках и ностальгирует о Родине.
Официант — в косоворотке, как положено — принёс меню на русском. Ранним вечером «Kutuzov» соответствовал городу снаружи. Он был тёмен и безлюден.
Перечень блюд пробудил аппетит. Перелешин заказал солянку, вареники и компот. Оставшись в одиночестве, оглядел русопятский островок посреди Франции. Фотоколлаж на заднике сцены запечатлел звёздных гостей ресторана. Здесь давали концерты померкшие поп — звёзды девяностых и рокеры второго ряда, артисты «Кривого зеркала» и резиденты «Камеди клаб». Все они позировали с одним и тем же примечательным дядькой. Лысый боров, правый глаз прикрыт пиратской повязкой. Вероятно, хозяин «Kutuzov`а».