- Я все прекрасно понимаю, - сказал Кромптон. - Но я считаю, что отношения с любимым человеком не сводятся к половому акту; это дело святое, кульминация любви, и поэтому совершаться это должно в атмосфере красоты и спокойствия.
- Элистер, ты что, взаправду девственник? - спросил Лумис.
- Какое это имеет значение? - возмутился Кромптон.
- Я так и думал, - с грустью сказал Лумис. - Пожалуй, придется просветить тебя насчет секса. Это действительно, как ты только что сказал, вещь великолепная, высокодуховная. Но кое-что ты упустил из виду, - Что?
- А то, что секс - это еще и развлечение. Ты хоть раз в жизни развлекался по-настоящему?
- Я только мечтал об этом, - с тоской в голосе признался Кромптон.
- Так к черту мечтания! Дай мне на время контроль над телом. Развлечения это моя стихия! Ты заметил, какая блондиночка сидела напротив, когда мы завтракали? Или сначала поищем кого-нибудь еще?
- То, на что ты намекаешь, просто исключено! - заорал Кромптон.
- Но Эл, ради моего здоровья и спокойствия духа...
- Хватит об этом, - сказал Кромптон. - Это мое тело, не правда ли? Я постараюсь утешить тебя как-нибудь иначе, но о сексе забудь. ;
Лумис больше не выступал, и Кромптон решил, что с этой деликатной темой покончено. Но очень скоро, когда они обедали в главном ресторане корабля, его заблуждение развеялось.
- Не ешь креветок, - сказал Лумис, когда подали закуску.
- Почему? Ты же любишь креветки. Мы оба их любим.
- Не важно. Мы не будем их есть.
- Но почему?
- Потому что они трейф.
- Не понял?
- Трейф - это еврейское слово, означающее нечистую пищу, евреям ее есть не полагается.
- Но Эдгар, ты же не еврей.
- Я только что обратился.
- Что? Что ты сказал?
- Я только что стал иудеем. К тому же ортодоксальным - не каким-нибудь современным неряшливым обрезком, благодарю покорно!
- Эдгар, это просто смешно! Невероятно! Не можешь же ты вот так, с бухты-барахты стать евреем?
- Почему нет? Или ты думаешь, что я не способен на религиозное откровение?
- Ничего более безумного в жизни не слыхал! Черт возьми, зачем тебе все это? - спросил Кромптон.
- Чтобы сделать тебе подлянку, или цорес, как говаривали мои предки по новообретенной религии. Боюсь, что вся эта еда нам не подходит.
- Почему?
- Это же не кошерная пища [Разрешенная по законам иудаизма еда (идиш).]. Давай позовем стюарда и поговорим с ним. У них должны быть блюда, пригодные для верующих иудеев.
- Не стану я никого звать из-за твоего дурацкого богохульного заскока! Абсурд какой-то!
- Конечно, для такого гоя [Гой - не еврей, иноверец (идиш)], как ты, это всего лишь абсурд. Слушай, как ты думаешь, на этой посудине есть шул [Школа (идиш).]? Если я буду соблюдать диету согласно нашим законам, помолиться ведь тоже не помешает, а? И я хочу узнать у капитана, есть ли на корабле мои земляки-единоверцы: может, наберется миньян [Число, количество (идиш). Кворум, необходимый для отправления публичного богослужения (не менее 10 мужчин в возрасте старше 13 лет).], а нет - так хотя бы сыграем в бридж.
- Мы ни с кем не будем говорить! Я в этом не участвую!
- Ты запрещаешь мне исповедовать мою веру?
- Я не позволю тебе делать из меня дурака и издеваться над религией!
- Значит, ты вдруг стал высшим судьей в вопросах религии? - сказал Лумис. - Теперь, Кромптон, я знаю, кто ты такой, ты - неотесанный казак! Ой, за что мне этот мазел [Счастье (идиш)] - надо же было попасть в башку такого фанатика! Кстати, ты не будешь оскорблен в лучших чувствах, если я возьму Библию в судовой библиотеке и почитаю ее про себя? Я займусь этим в каюте, чтобы не поставить тебя в неловкое положение.
- Лумис, хватит играть у меня на нервах! На меня уже и так люди смотрят. Диалог Лумиса и Кромптона проходил неслышно, само собой разумеется, но на лице Кромптона, особенно в глазах, отражались возникавшие во время разговора эмоции, и в самый разгар беседы лицо его дергалось, словно счетчик спидометра. - Давай спокойно закончим обед, а потом обсудим, хм.., все сразу.
- Что значит все сразу?
- Только то, что я сказал.
- Кромптон, уж не хочешь ли ты отлучить меня от вновь обретенной религии?
- Ни в коем случае. Я просто считаю, что мы можем прийти к согласию.., хм.., по всем вопросам. Давай есть суп.
- А что за суп?
- Куриный бульон с ячменным отваром. Ну попробуй хотя бы.
- Ладно, только бисел [Немного (идиш)]. Но если ты думаешь, что это значит, что...
- Потом, потом потолкуем, - сказал Кромптон. - А теперь, пожалуйста, ешь суп.
Дальше обед проходил спокойно, только при переменах блюд Лумис неустанно поминал свою еврейскую маму. Покончив с обедом, Кромптон расслабился, задремал и в рассеянности упустил контроль над телом.
Лумис ловко воспользовался случаем и тотчас вступил в разговор со смешливой рыжеволосой дамой за соседним столиком. Она оказалась женой дизайнера по шлюзам с планеты Дрюиль V, а на Йиггу летела к родителям отдохнуть. Звали ее Алиса-Джун Нети. Небольшого роста, очень живая, с сияющими глазами и стройной, но округлой фигуркой, она тоже скучала в этом долгом космическом путешествии.
Отстраненный, витающий в облаках Кромптон затуманенным взором наблюдал за развитием интимных отношений, за их подмигиваниями и кивками, жестами и легкими, не всегда пристойными намеками. Вскоре они уже танцевали, а потом Лумис великодушно отступил и предоставил Кромптону контроль над телом. Кромптон нервничал, краснел, ноги порой не слушались его, но он был безмерно доволен собой. И обратно к столику провожал ее уже Кромптон, и поговорил с нею немного тоже Кромптон, и Кромптон касался ее руки, в то время как вероломный Макиавелли-Лумис посматривал на них со стороны.
В три часа ночи по корабельному времени бар закрыли. После прощального обмена любезностями с дамой Кромптон, пошатываясь, добрался до своей каюты на палубе Б и, счастливый, свалился в койку. Это был самый веселый день в его жизни. И теперь ему хотелось поваляться в постели и посмаковать свои впечатления.
Но это не входило в намерения Лумиса.
- Ну? - спросил Лумис.
- Что?
- Быстренько посикаем и - вперед! Нас же пригласили!
- Я не слышал никакого приглашения, - сказал озадаченный Кромптон.
- Она же недвусмысленно назвала номер своей каюты, - сказал Лумис. - А если учесть события этого вечера, то это было даже не приглашение, это было требование.
- Неужели все так и делается? - спросил Кромптон.
- Да, обычно именно так.
- Не могу поверить!
- Честное слово, Элистер, уж у меня-то есть опыт в этих делах. Так пошли?
Кромптон заставил себя подняться, но тут же снова свалился поперек постели.
- Нет, не хочу.., не могу... То есть я хочу сказать, у меня нет...
- Да в таких делах отсутствие опыта - вовсе не проблема, - сказал Лумис, усаживая Кромптона на кровати. - Природа щедро помогает всякому раскрыть тайны важного с ее точки зрения акта, который совершают все живые существа, оказавшись вместе. Должен обратить твое внимание на то, что бобры, еноты, гремучие змеи, скарабеи и другие существа, не обладающие и сотой долей твоего интеллекта, легко справляются с тем, что тебе представляется непреодолимым затруднением. Ты не должен унижать род человеческий, Эл!
Кромптон встал, вытер пот со лба и сделал два нерешительных шага по направлению к двери. Потом вернулся и снова сел на кровать.
- Нет, это невозможно.
- Но почему?
- Это неэтично. Молодая леди замужем.
- Женитьба, - стал спокойно объяснять ему Лумис, - как свидетельствует вся история гомо сапиенс, изобретена совсем недавно. Задолго до этого существовали мужчины и женщины, и, соответственно, были между ними и определенные сексуальные отношения. Законы природы всегда выше и сильнее законов человеческих.
- И все же я считаю это аморальным, - вяло сопротивлялся Кромптон.