- Что за бред? - он будто встряхнулся и вернулся из прострации в сию минуту и это место. - Я понимаю, все валится сразу, и новости одна невероятнее другой. Но возьми себя в руки.
Мне хотелось ему доказать, что я не схожу с ума, и я на самом деле слышу Умму. Но, как назло, выключить ее голос мне все же удалось. Разговор прекратился. Мне нечего было ему предъявить.
- Давай включим ее, пожалуйста, - сказала я, и направилась к рабочему столу с вакуумом. - Умма хотела мне что-то объяснить, но не договорила. Включи ее!
Я начала шарить руками по корпусу вакуума, искать на пульте управления кнопку, пытаясь лихорадочно сообразить, как запустить эту машину. Гай не стал сопротивляться. Он подошел к столу с компьютером, и запустил на рабочем столе необходимую программу. Знаки забегали по синему экрану, запустив окно с привычным миром Уммы, с тем самым, который был нам уже знаком. Женщина, которую мы видели на мониторе, сидела на веранде своего виртуального дома и ждала нас. Она знала, что мы придем. Ее взгляд был отсутствующим, и несколько секунд мы просто ждали от нее реакции на наше подключение. Но она не двигалась.
- Умма, - позвала я.
Она не поднимая на нас взгляда, продолжила монолог, начало которого я уже слышала:
- Память о неприятных эмоциях хранится в миндалевидном теле, графика - в визуальной коре, звук - в слуховой коре, и так далее, - спокойно объясняла она. - Мозг в готовом виде ничего не хранит, он оперирует системой перекрестных ссылок. В момент активации воспоминания в мозгу создаются специальные белки, с их помощью между нужными участками устанавливаются связи и воспоминание оживает. Чтобы запомнить и вспомнить, нам нужны ассоциации. Во снах мы видим целые театральные постановки из ассоциаций, помещенных в фантастические контексты.
Умма выдержала паузу. Встала, прошлась по веранде. И пристально посмотрела на нас обоих. Она явно к чему-то нас готовила. Проверяла, насколько мы готовы осознать то, что она собирается нам сказать. И то, как я отреагировала на ее вторжение в мою голову, дало ей понять, что выдавать информацию лучше порциями.
- Мозг проектировался эволюцией в основном под базисные нужды. Найти еду, убежать от хищника, победить соперника в стае, спариться с самкой. Ничего сложнее, чем групповая иерархия и история взаимоотношений с сородичами не нужно для поддержания вида.
Гай уловил, к чему она. Ведь это и была тема его исследований долгие годы. Он прикрывал ее археологией и психологией увядших цивилизаций. Но сейчас он очень хорошо понимал, о чем говорит наш артефакт.
- Умма, ты уже изучила программу “Вечность”? Я работал над ней несколько лет назад, и какие-то файлы должны были сохраниться в компьютере, - уточнил он.
Умма кивнула.
- Нам удалось обнаружить так называемую убиквитинно-протеосомную систему, которая вызывает ослабление мозговых синапсов. Это такие места в мозге, расположенные между контактами двух нейронов. Так вот - мы выяснили, что они могут хранить данные в биологически закодированном виде. Ты понимаешь, к чему я?
Он стал предельно сосредоточен и продолжал смотреть прямо на Умму. Я не могу сказать, что поняла все на сто процентов. Но я внимательно слушала.
- Мы обнаружили, что нейроны, которые провоцируют синапсы задействовать убиквитинно-протеосомную систему, выделяют специальный протеин, помогающий высвобождать биологическую информацию. Эти исследования могли привести к прорыву в медицине. Но этот амбициозный проект имел своей целью лишь создать касту бессмертных. Идея считывать память умирающего и загружать ее 19-летнему “наследнику” была для меня неприемлема. Я ушел из проекта.
- Погоди-погоди, - до меня стало доходить. - Ты хочешь сказать, что Умма - это и есть те самые белки и нейроны? И никакого чуда?
Гай не слышал моей реплики. В этот момент он свел два факта: проект “Вечность” и его разработки над передачей данных памяти и непрошенными гостями, которых он обнаружил в своей лаборатории после появления в ней Уммы.
- Работа на “Вечностью” продолжается без меня уже много лет. Я не могу точно сказать, куда и на сколько далеко они продвинулись. Но им стало известно о тебе, и ты им нужна! - сказал он Умме.
На лице женщины по ту сторону монитора торжествовала победа. Она явно была рада этому заключению Гая. Видимо, в ее понимании мы прошли следующую ступень осознания того, к чему она нас вела. Но, если Гай все осмыслил, то я моргала глазами, тщетно пытаясь догнать их.
- Гай! Умма! Вы должны мне кое-что объяснить. Я не не успеваю за вами, эй! - вспылила я, торопясь остановить их, пока они оба не повалили на меня новую тонну информации.
Лицо Уммы резко расслабилось, торжественность как рукой сняло. Она снова стала глубоко задумчивой. Прошлась по веранде кругом, присела на край скамейки. И заговорила. На лице ее проступила боль воспоминаний.
- Я так долго была оплотом собственной метафизической иллюзии, я сделала себя добровольной заложницей своего изолированного сознания. Я сама лично превратила себя в абстракцию. Теперь я лишь след от древней печати, который еле заметен даже хранителям времени. - Она говорила с нотками сожаления в голосе, как человек на исповеди, ищущий прощения. - Мы были похожи на вас: мы жили, чувствовали, развивались, общались. Мы создали наши виртуальные миры - Аркатроны. И наши уходы в них были протестом против манипуляций правящий элиты в нашем реальном мире. Нам казалось, что мы спасаемся. Мы полагали, что инстинкт самосохранения - это основополагающая биологическая данность, которая распространяясь на весь вид, создает оптимальную для выживания сеть взаимоотношений. К тому моменту, к сожалению, наш социум превратился в уродливую пародию на взаимовыручку. Властьдержащие порождали новые и новые страхи, чтобы создавать оптимальный контекст для манипулирования общественным сознанием. У нас не было выбора: или Аркатроны, или униженное существование.
Умма выдержала паузу и посмотрела на меня. - У вас так же… У кого есть власть, хотят еще больше власти. История повторяется.
Она гневалась, небо стало темным в ее мире. Из полумрака ее сада на веранду запрыгнул зверь, похожий на манула. Он грузно шлепнулся на деревянный пол и направился к хозяйке. Она стала улыбаться, глядя на своего питомца, и цвет неба стал возвращаться к спокойным оттенкам голубого. Мы молча слушали ее дальше.
- Наши технологии научились добывать энергию из силы эмоций. А воздействие на эмоции стало способом добычи энергии, - продолжила Умма. - Мы заметили, что способность людей к рациональному анализу и критическому осмыслению происходящего стала исчезать. Умелое использование эмоционального фактора позволяло открыть дверь в подсознательное. Для того, чтобы внедрять туда мысли, желания, страхи, опасения, принуждения или устойчивые модели поведения и получать послушные человеко-батареи.
Я запуталась окончательно: виртуальные сознания, живые батареи, Аркатроны… Это больше походило на фантастический рассказ, и никак не вязалось в моей голове с реальностью: Уммой и мной, стоматологом. Я смотрела на Умму с восторгом, как жертва антропоцентризма своей цивилизации. Мне было не дано взглянуть на свою жизнь без возвышающего дух самообмана, без убеждения, что мы, люди - пупы земли. Наверное, гордыня пещерного человека, замочившего дубиной медведя, позволила ему считать, что он поставлен в центре мира Высшим Существом. На пещерного человека выпала высокая задача - не просто жить на земле, а соответствовать ожиданиям Творца. И этой задачей он сразу ставился на недосягаемый пьедестал. Чувство правды, нравственное сознание, идея справедливости - это все необходимые человеческие средства сделать хоть сколько нибудь возможным совместное проживание людей. Но эта задача, как вселенская, представлялась мне теперь в высшей степени жалкой.