В это же время в другой части России жила семья Суровцевых. Ямщик Трофим и его жена Матрёна с большим количеством дочерей. Трофим держал ям (почтовый и пассажирский конный извоз), гонял почтовые тройки по старой Владимирской дороге, что шла от Москвы до Иркутска. По этой же дороге шли этапы каторжников в Сибирь. Матрёна была дочерью цыганки, прекрасно пела и старательно молилась Богу до самой смерти в 1958-м году. А Трофим попов не любил. Однажды вёз батюшку в санях, да и вывалил на повороте. Сделал вид, что не заметил, и уехал. Поп этот добрался домой пешком, но после всю жизнь мстил Трофиму. Он крестил дочерей Трофима и всегда выбирал им из Святцев самое непопулярное имя. Так, мою бабушку, рожденную в 1896 году, он нарёк Евлампия, а прочих – так и вовсе не выговорить. Каждый раз на крестинах мужики спрашивали счастливого отца: «Ну, как дочку-то назвали?». «А, чёрт её знает!» – ругался Трофим и крыл попа матом.
В начале ХХ века до Новониколаевска дошла железная дорога. Ямщики оказались не нужны, и Суровцевы перебрались в бурно растущий город. Евлампию отдали в церковный хор при соборе Дмитрия Донского. Собор этот и поныне украшает въезд на главную улицу Новосибирска – Красный Проспект. Евлампия пела так хорошо, что прихожане зачастили в собор, чтобы послушать чудесное пение. Но церковь плохо отапливалась. Девочка простудилась и сорвала голос. Так и закончилась её певчая карьера. Но Евлампия поступила в гимназию, успешно закончилла её и поехала учительствовать в село Крохаль, что и поныне стоит рядом с Новосибирском. Замуж Евлампия вышла за Ивана Кочубея, который тоже был учителем в свободное от войн и восстаний время. Когда молодая жена ждала первенца, Иван как раз воевал где-то на Западном фронте. Кадровых офицеров-дворян перебили в первый же год войны, и на фронт пошли учителя и грамотные ремесленники.
В 1918-м году в декабре месяце Евлампии пришло время родить. Поп, у которого она временно жила на квартире, немедленно запряг лошадей, укутал роженицу овчинным тулупом и поскакал с ней в Новониколаевск. Успели вовремя. И на свет появился мой дед - Анатолий Иванович Кочубей.
3.
О деде Анатолие Кочубее я почти ничего не знаю. Как прошли его детство, юность и молодость, скрывалось всеми его потомками. Мои родители боялись, что репрессия деда испортит им жизнь в Советском пространстве. Ничего не рассказывала и прабабушка Лампа, которая отсидела целый год, как «жена врага народа». А потом в 1939 году Сталин прекратил репрессии, и было сказано: «Сын за отца не ответчик».
Когда репрессировали прадеда Ивана, от сына его Анатолия потребовали отречения от своего отца. Дед отказался… и был лишён стипендии и места в общежитии. БОльшей расправы не позволил влиятельный в те времена профессор Александр Борисович Сапожников. Он был научным руководителем и покровителем деда в исследованиях теории колебаний и теоретическим основам радиотехники.
4.
Отец мой, Владимир Кочубай, тоже оказался талантливым ученым. Он участвовал в строительстве Байканура и был членом корреспондентом академии наук России....”
На этом рукопись прерывалась. Гай несколько раз перечитывал и правил истории своих деда и прадеда, но глава об отце ему никак не давалась. Вот и сейчас, легкое творческое настроение, навеянное марихуаной и благоприятным расположением духа, неожиданно улетучилось. И Гай никак не мог решить, с чего начать, что именно рассказать про отца, с какой стороны подойти к описанию. Он попытался вспомнить какой-то случай из жизни отца и оттолкнуться от него, но ничего не вышло.