Далее Даник вдался в подробности того, как Линка его не разочаровала. Как она открыла ему дверь в белье такой кружевной и искристой вульгарности и с таким треском от статического электричества, что друг мой очаровался в одну секунду, а в другую уже рвал с ее мягкого тела всю эту блестящую мишуру ко всем чертям. До кебабов в тот вечер они не добрались.
Я смотрел на старого друга, слушал всю эту чушь и радовался, что какие-то вещи в этом мире не меняются. Чувство Даника к его первой жене Линке - это что-то типа первооснов мира. Пока оно есть, я уверен, что на завтра взойдет солнце и небо не обрушиться на головы безумцев, которые осмеливаются быть собой. Я завидовал ему. И вспоминал рассказы о его похождениях, когда на следующее утро с легким чувством похмелья проснулся рядом с Соней. Наше утро было по вкусу, как мягкое переспелое яблоко, которое дожевываешь и глотаешь,только потому что начал.
На Бурсе в офисе Юлы нас начали обучать первоосновам работы сценаристов. Я вяло копался в файлах и рассматривал находящихся вокруг меня людей. Мне было интересно, сколько из них попали сюда тем же путем, что и мы. Я даже пытался с кем-то заговорить, но все сторонились меня и отделывались дежурными фразами. Вся эта обстановка меня изрядно удручала. Соня не поддержала меня в моих сомнениях, и я начал готовить свой побег. Для начала я решил, как можно медленнее учиться и как можно обстоятельнее изучать обстановку.
Я бросил взгляд на Соню - она сосредоточенно изучала дневники какой-то женщины. Красивое и живое лицо моей подруги стало терять для меня свое очарование. Мне не хотелось обнять ее и не возникало желание просто вдруг коснуться ее. Я гнал от себя свое разочарование, как лишайного котенка, когда одновременно появляются и жалость и брезгливость.
- Денис, почитай описание ее транса о дервише и костре в пустыне, - не поднимая глаз от планшета, обратилась ко мне Соня. - Там есть мотив змеи, прямо как из твоей истории несостоявшегося самоубийства.
Я лениво поднялся, подошел к ней и стал читать текст, буравя экран глазами. История казалась мне похожей на то, что пережил я в пустыне, но мало ли совпадений в жизни разных людей.
- Можно взглянуть на ее реальные фото? - попросил я.
Она открыла страничку женщины на фейсбуке и начала пролистывать фото ее профиля. Я остановил Соню на одной из фотографии.
- Я знаю эти серьги! Боже, серьги такие же... - холодок пробежал по моим плечам, рукам и груди. Я увидел в этой незнакомой женщине подругу своей юности, свою мистическую любовь. - Соня, не смей причинять ей вред. Слышишь, не смей!
- Денис, она и есть моя ставка в этой игре, и я не прогадаю, - холодно сказала Соня. - Здесь нет хорошего или плохого. Здесь нет места жалости и сочувствию. Просто ей посчастливилось быть особым человеком, способным своими чувствами генерировать энергию…
Я не дал ей договорить. Что-то взорвалось внутри меня:
- Меня задолбала ваша жалкая игра в Бога! - выкрикнул я и оттолкнул руку Сони. - Хочешь кормить кучу упырей? Какие-то сволочные космические паразиты устроили себе высокотехнологичную столовку, а ты на их гребаной кухне готова шинковать чувства людей, как овощи? Да идите вы все на хер!
Я вскочил из-за стола, с жутким остервенением я рвал руками гель реальности Юлы, не понимая, как это у меня получается. Я чувствовал, что этот гель трещал у меня под руками, как лопающийся гипсокартон. Я словно разорвал себе проход, и шагнул в него, как в забытие.
Я очнулся в полной темноте. Она была настолько густая, что казалось, я чувствую ее прикосновение к коже. Я полностью потерял ощущение времени. Не было не единой точки для его отсчета. Вдруг тьма разорвалась маленькой точкой просвета и стала приближаться к тому, что с трудом можно было назвать мной.
Я начал слышать песню….
“Рождённый в ковчеге на гребнях потопа,
С приказом от бога, в пучину сирокко
Направился ворон спасать от голодной смерти Илию-пророка.
На глади выжженной пустыни праведных трупы застыли,
И голод заставил ворона погрузить клюв в обнаженный затылок,
И мертвец закричал на латыни: «Кто посмел разбудить?», и пустыми
Глазами передал боль знаний, как оглушали его стоны литаний.
Века пролетали, и Лета омывала, и прах уносило по ветру в склепах.