- ААААААА! Кааар! Хочешь ясности - получи, - Ворон стал полностью виден, он сиял в темноте.
- О, Великий Один, я именую этого человека Фалько, свободным Соколом. Прошу тебя, дать законную силу моему решению. Пусть он пройдет урок ясности среди вечной войны. Пусть осознает свои крылья среди ползающих улиток. И да настигнет его страсть моего брата Мунина! И когда мы сядем на плечи твои, о великий Один, пусть возвратится этот человек с вечной войны для справедливой битвы в Мирграде. Смотри, Фалько, смотри, Дэнис, - ты уже на вечной войне!
Я увидел серое небо с розовой полосой восходящего солнца. Передо мной простиралось поле боя. Огромные улитки, облаченные в золотые латы шли стеной на улиток, одетых в серебряные доспехи. Они сталкивались грудью в самом центре сражения и безжалостно уничтожали друг друга. Предельная ясность вечной войны без интриги и договора, без подлости и предательства -только смерть и битва. Я шел в задних рядах и рвался вперед, туда, где враг, к которому у меня нет ненависти, а только уважение за подаренную возможность прожить свой последний бой без сомнений и сожалений. Я слышал удар чужой брони о свою грудь, холодная волна накрыла меня, боль и радость освобождения от тяжелого тела и амуниции воины ясности сменились желанием познать всю полноту сомнений.
Я расправил крылья и полетел…. Я уже готов клевать новую добычу, вкус сена слишком трусливый, мертвечина не будет больше питать мое тело.
Глава 14
Лучше всего я себя чувствовал среди книг. Они были моими личными собеседниками, они открывали мне множество тайн бытия и никогда не оставляли меня в одиночестве. Они утешали меня словом и формировали мое мышление особым образом. Книги дали мне понимание относительности любых убеждений и представлений.
Библиотека русской колонии Бейрута начала свою жизнь после первой мировой войны, когда лидеры православной общины Ливана убедили представителей французского мандата поощрять эмиграцию специалистов из бывшей Российской империи. Это была особая волна эмиграции. Это не были князья-таксисты или дворянки-белошвейки. Это были инженеры, технологи и картографы. Этот пласт образованных и интеллигентных людей создал сообщество "белых воротничков", которые помогали развитию Ливана со всей широтой русской души. Ливанцы улыбались, глядя на имущество русских, с которым они прибывали в Бейрут. Минимум 12 ящиков с книгами на каждую семью.
Эммиграционный проект работал на славу, и уже к концу 30-х годов в Бейруте шла устроенная русская жизнь. Стараниями членов Объединения была собрана русская библиотека. Община процветала, живущие в Ливане русские пользовались репутацией трудолюбивых, добросовестных и честных людей. Большинство были топографами и чертёжниками, дети русских эмигрантов уже вполне интегрированные в ливанскую жизнь оканчивали хорошие школы и престижные университеты. Они гордились своим русским происхождением и честно служили Ливану, избегая участия в какой-либо политической, внутренней или внешней, деятельности. Все это время пополнялась библиотека Российского технического общества и моя будущая обитель, мой храм. Именно там я нашел свою библию - это была книга Папюса “Практическая Магия или Великая книга управления миром”. Я зачитал ее до дыр. В ней было все: упражнения на раскрытие необычных способностей, разъяснения тончайших механизмов устройства человека и Вселенной, астрологические таблицы и подробнейшие рекомендации по овладению магическими техниками. Мне кажется, я до сих чувствую кислый запах ее страниц.
Мои родители попрали неписанные законы русского и арабского христианского сообществ, полюбив друг друга вопреки всему. Они оба оказались на лечебном факультете первого ленинградского медицинского института, вдали от Ливана на исторической родине моей мамы. Они влюбились друг в друга, и готовы были расстаться по окончании института. Отец увез маму в Бейрут, и там они почти сразу обвенчались. Но судьба оказалась жестока к ним. Жизнь молодых врачей оборвалась в июне 1982 года во время бомбардировки Ливана, а меня годовалого забрали русские бабушка с дедушкой, родители отца.
Дом бабушки и деда был очень русский, теплый, пахнущий ванилью и чаем с чабрецом. Я носил их фамилию Абу аль-Рус. Среди русских эмигрантов-офицеров, бежавших от большевиков, была и семья Александра Серова, сына известного русского живописца Валентина Серова. Их дом в западном районе Бейрута, в одном квартале от Американского университета, находился недалеко от нашей квартиры, и мы были частыми гостями в их доме. Григорий Серов, внук Валентина Серова, стал моим культурным опекуном и научил видеть мир через смешение акварели, воды и пространства.