Я утопил педаль газа — и внедорожник прыгнул вперед, вдавив меня в кресло: такого резкого старта сегодня еще не было, мотор никто не душил, и лошадиные силы рвались наружу. Отчаянно крутя баранку, добавляя газу или скидывая обороты, я, как в полусне, как в заторможенном кино увидел выпученные глаза Бадра, светильники по бокам.
Ревет мотор, колеса выбрасывают песок на десятки метров, стрелка тахометра замирает на красной линии.
«Не переключаться, не скидывать, не дать пойти юзом!»
Отчаянно взревев, машина останавливается у предпоследнего светильника, колеса крутятся как на испытательном стенде, корпус дрожит.
Я чувствую, как миллиметр за миллиметром начинаю сползать вниз и вбок, уже не задумываясь, перехожу на скорость ниже, одновременно скидывая газ. Движение вниз остановилось. Сантиметр за сантиметром начинаю ползти наверх, только бы выдержала коробка, моторы здесь неубиваемые. Вот передний бампер поравнялся с последним светильником, еще пять метров и я выиграл. Давай, япошка, давай, я в тебя верю!
— Стой, стой, дура! — кричит мне Бадр, тряся за плечо.
Выныриваю из адреналина, копоти, пыли и липкого пота по всему телу: светильник на три метра позади, бампер машины уперся в набранный холм песка, я на вершине. На вершине Эвереста из песка и моей самонадеянности! Нестерпимо пахнет горелым, колеса не крутятся: мотор выдержал, коробка накрылась. Ошалело смотрю на Бадра.
— Я смогла?!
Вместо ответа он хватает меня за плечи и, притянув к себе, целует прямо в губы. Я испуганно поднимаю руку, чтобы оттолкнуть его — и проваливаюсь в темноту, теряя сознание.
Глава 4
Невольничий рынок в пустыне
В детстве, когда я не мог уснуть или болел, меня, пятилетнего оболтуса, мама укачивала на руках: ходила по комнате, держа на руках, напевая песню. Вот и сейчас мама меня укачивает на руках, только что это за странные крики? Никак дети во дворе дерутся и бабушки их разнимают. Нет, это не детские крики и руки не мамины, нежные, руки сильные в мышцах, и меня несут, несут куда? Открываю глаза, одновременно напрягаясь: я лежу на руках у Бадра, который, прижав меня к груди, спускается вниз с бархана. От него исходит приятный мускусный запах, который щекочет мои ноздри, и тепло от широченной выпуклой груди.
— Поставь меня, — говорю я требовательно.
Бадр останавливается, бережно опускает меня на песок, в котором я сразу увязаю по щиколотку. Вспомнив, что подоткнул платье под резинку трусов, шарю по бедрам, чтобы одернуть его. Платье одернуто и полностью скрывает мои ноги. Бадр? Вот скотина, когда он успел залезть под резинку трусов? Тогда, в машине, не до этого было, а сейчас я чувствую, как пылают щеки. Блин, веду себя как девчонка недотрога, это же не мое тело. Ну увидел он там ноги, подумаешь. Но почему-то именно перед ним мне стыдно, стыдно, что я оказался в таком нелепом положении, хоть бери и пользуйся.
— Ты идти можешь? — Голос Бадра прерывает мои душевные стенания.
— Я и тебя понести смогу, если понадобится.
Мой голос сух, как песок под ногами. Делаю шаг, и нога начинает съезжать, песок так и стремится ускользнуть из-под ног. Чтобы не упасть, пришлось ухватиться за рубашку Бадра. Протянутую руку я демонстративно не заметил. Черт, так тяжело спускаться вниз, как же этот монстр нес меня на руках?
Внизу творилось невообразимое, крики галдеж, чьи-то вопли, неяркий свет не позволял различить детали. Надеюсь, и им не было видно, что я терял сознание и меня нес охранник. Я же победил, а победители в обморок не падают, это аксиома. Только спускаясь вниз, я смог оценить реальную крутизну склона: да здесь все шестьдесят градусов будет. И я выиграл, выиграл там, где провалились вполне профессиональные водители.
Зазевавшись, я неустойчиво поставил ногу и упал, съезжая вниз по склону: моментально в рот набился песок, глаза запорошило, и без того плохая видимость упала до нуля. Сильные руки подняли меня, помогли принять вертикальное положение. Я принял помощь, не выпендриваясь. Тело болело, передвигать ноги было мучительно трудно.
Когда мы спустились, внизу творился настоящий бедлам: Абдель-Азиза обвиняли, что я профессиональная гонщица, что изначально все так и было задумано. Впрочем, более сильный хор голосов требовал признать мою победу законной и правомерной. Арабы расступились, и мы с Бадром оказались в центре кружка, даже все охранники подтянулись поближе. Седой, худощавый араб с властным взглядом и небольшой аккуратной бородкой поднял руку. Воцарилась тишина.