Аукцион продолжался, с каждой названной цифрой я приходил в ужас: это как мне отработать свою стоимость? Всей жизни не хватит. Когда прозвучала цифра тридцать миллионов риалов, в торгах участвовали всего трое: хмырь и еще двое принцев, которые ничем не выделялись и находились в дальнем от меня конце круга. На цифре тридцать миллионов пятьсот тысяч риалов, один из принцев признал поражение и поднял вверх руки. Ну правильно, платить больше десяти миллионов за женщину не стоит, даже если у нее золотая вагина.
Тридцать три миллиона были озвучены хмырем с гитлеровскими усиками. Его оппонент взял минуту на раздумье и отрицательно качнул головой, признавая поражение. Седовласый властный старик дважды повторил цифру тридцать три миллиона. Тишина в ответ. Паника охватила меня: только не этот мерзкий тип, по нему видно, что начнет он с меня требовать уже в машине, не дожидаясь приезда в дом!
— Сорок миллионов. — Абдель-Азиз вышел в круг. — Сорок миллионов, — повторил он, обводя всех глазами и, чуть помолчав, добавил: — и удвоение любой вашей ставки!
Хмырь дернулся как от удара хлыстом, вперил в меня взгляд и хищно улыбнувшись, выкрикнул:
— Восемьдесят миллионов риалов!
Теперь уже толпа загудела, слышались отдельные крики, недовольные этим абсурдом.
— Сорок пять миллионов. — Абдель-Азиз своей цифрой повышал ставку до девяноста миллионов риалов.
— Девяносто девять миллионов!
Да будь ты проклят хмырь, чтобы тебе в аду гореть! Неужели он настолько богат, чтобы заплатить за меня больше тридцати миллионов долларов?
— Пятьдесят миллионов риалов. — Голос Абдель-Азиза, мне кажется, слегка дрогнул. До сих пор он проигрывал только мой выигрыш, когда на следующую ставку уже пойдут деньги из кармана.
Хмырь вышел в круг, подошел вплотную к Абдель-Азизу и поклонился.
— Брат, я проиграл, дальше не могу торговаться.
С этими словами он, приложив руку к груди, выразил поклоном головы уважение к кругу и отступил в задние ряды. Тамада, ведший аукцион, донельзя довольным голосом объявил:
— Наложница остается во владении принца Абдель-Азиза. Выигрыш за победу равнозначен откупу за наложницу. Всем возвращаются их деньги, внесенные за участие в рейсинге. На этом, совершив коллективную ночную молитву, возвращаемся по домам. До следующего сбора!
Восторженные крики принцев, получивших свои деньги обратно, свидетельствовали, что даже проигравшие не остались в накладе. Кроме Абдель-Азиза, чью машину я угробил, и еще одного принца, чья машина, кувыркаясь, съехала с бархана. Хотя для них — это карманные деньги, типа купили буханку хлеба.
Домой мы возвращались в том же составе. Охранников из второй машины обещали подвезти другие принцы, мы же снова ехали вчетвером. Несмотря на потерю пятидесяти миллионов риалов, принц был в приподнятом настроении. Бадр, наоборот, был крайне угрюм. Я сидел молча, не зная, что сказать: с одной стороны, я выиграл эти деньги, с другой стороны, из-за меня эти деньги ушли.
— Зияд Сасави — редкостный мерзавец, он это продумал, как только ты победила, — нарушил молчание принц. — Не будь тебя, возможно, победу присудили бы ему, его машина поднялась выше остальных. Вот он и решил подгадить мне и вернуть свой взнос, специально поднимал цену до суммы выигрыша, зная, что я так просто тебя не отдам.
— Я не вещь, чтобы меня отдавать или продавать, — зло буркнул я. — Вы в двадцать первом веке, имея престижное образование, ведете себя, как на африканских рынках в четырнадцатом веке. Разве Ислам одобряет подобные торги? Вы себя называете мусульманами, так покажите мне, где в Коране говорится о продаже людей?
Я постепенно повышал голос, забывая, что нахожусь во власти этого человека. Но его, похоже, это забавляло, раз улыбка не сходила с его лица.
— Ты наложница, и кроме того, все было с твоего согласия. — Абдель-Азиз откинулся на спинку кресла и захохотал.
— С моего согласия? Кто меня спрашивал? — Я задохнулся от возмущения и с великим трудом сдержал себя от удара в его свинячье лицо.
— Ты слышала речь и понимала, о чем разговор. Если бы ты заявила, что не желаешь менять хозяина, против твоей воли аукцион нельзя было провести. — Принц, отсмеявшись, посмотрел мне в лицо. — Но ты ведь стояла и молчала. Это мы с тобой знаем, что ты у меня в плену, для всех них — ты просто красивая наложница, не рабыня бесправная, а наложница, имеющая практически равные права с женщинами этой страны. Бадр, это правда? — спросил принц.
— Да, правда, — отозвался охранник.