Видимо, я слишком поспешно сужу о людях. Поэтому иногда приходится кое-что уточнять.
— Смотрите, как бы он от вас не удрал, — сказал между тем доктор. — Уж больно он интеллигентный. Такие быстро разочаровываются.
— Этот? — возразил Званцев. — Этот не удерет! Мы с ним старые знакомые. Это же черт! Хозяин района! Один раз он меня так отчитал!
Все это он говорил, конечно, для того, чтобы я не сбежал. Но все равно слушать было приятно.
— Не беспокойтесь, — сказал я доктору. — Раз я решил стать боксером, значит, стану. Такой уж у меня характер.
— Видите, — серьезно сказал Званцев. — Воля-то какая!.. Да что говорить, он же не маленький! Станет чемпионом — в любой институт без экзаменов примут, девочки ухаживать будут…
Когда я вышел, в раздевалке оставались только наши боксеры и Серёга. Увидев меня, он сказал:
— Что, Гарька, нашего полку прибыло?
— Не совсем, — сказал я, скрывая усмешку. — Меня умоляли, чтобы я записался.
— Законно заливает! — засмеялся Серёга.
— Можешь считать, что я заливаю, — снисходительно сказал я.
— Тебя в самом деле приняли? — радостно спросил Мишка. — Серёга, это, оказывается, нашего полку прибыло.
— Заливает! — повторил Серёга недоверчиво и, как мне показалось, с завистью.
— Заливаю? — спросил я. Приоткрыв дверь к доктору, я громко проговорил: — Григорий Александрович, я вспомнил, во вторник я иду в театр!
— Ну нет, — ответил голос Званцева. — Никаких театров. У тебя, кстати, домашний телефон есть?
— Есть, — томно проговорил я. — Кажется, вы меня уговорили. Придется отказаться от театра.
Я продиктовал свой номер телефона и, закрыв дверь, торжествующе посмотрел на ребят.
— Вот тебе и Гарька! — растерянно сказал Гуреев. — У меня небось телефон не спросили.
Кажется, он расстроился, что Званцев заинтересовался мной больше, чем им.
— Что особенного? — небрежно заметил я, одеваясь. И подробно рассказал ребятам о том, что такое «мухач» и почему Званцев так мной заинтересовался.
Внимательно слушая меня, Серёга следил, как я одеваюсь, и даже подвинул мне ногой ботинок.
— Гарька, — сказал он, когда я кончил свой рассказ. — Вы меня с Мишкой тренировать будете. Идет? Получим на почте деньги, я перчатки куплю.
— Конечно! — в восторге закричал Мишка. — Все трое будем боксерами!
— Гарик! Мишка! — позвал Синицын. — Есть предложение. Идем в кафе-мороженое. Я угощаю. Посидим в своей боксерской компании.
Гуреев и оба Володьки восторженно поддержали Синицына.
Серёга встал и мрачно сказал:
— Я пошел.
— Куда? — удивленно спросил Мишка. И вдруг спохватился: — Я без тебя в кафе не пойду.
— Иванов же не боксер, — возразил Синицын. — Ему будет с нами неинтересно. Да и к чему нам посторонние?
Серёга сжал кулаки и почти побежал к двери. Мишка догнал его на пороге и обнял за плечи.
— Сволочь! — сказал он Синицыну. — Пошли, Гарька…
Мне очень хотелось пойти в кафе. Я представлял себе, как мы вшестером, все боксеры, небрежно входим в ярко освещенный зал, занимаем столик, заказываем мороженое и лениво цедим великолепные слова: «мухач», «дистанция», «ближний бой».
Я осторожно сказал Мишке:
— Может, если Андрей извинится…
— Ко всем чертям! — крикнул Серёга. — Эту гадину я когда-нибудь удавлю!
Вырвавшись от Мишки, он выбежал в коридор.
Мне стало очень стыдно. Я чуть-чуть не совершил предательство. А ведь именно Серёга с охотой согласился накормить меня обедом, когда я был голоден.
— Ты с кем? — холодно спросил Мишка. — С нами или с ним?
— Конечно, с вами! — закричал я с особенной горячностью, чтобы меня нельзя было заподозрить в колебаниях.
Так мы и двинулись по коридору: впереди Мишка, Серёга и я, позади Синицын со своей компанией.
На лестничной площадке мы неожиданно столкнулись с Геннадием Николаевичем. Очевидно, он пришел сюда прямо из музея.
— Как дела? — нетерпеливо спросил классный. — Кого приняли?
— Всех, — со вздохом сказал Мишка. — Всех нас, кроме Серёги.
— И Синицына приняли? — удивился Геннадий Николаевич. — У тебя же двойка, Андрей!
Мы оглянулись на Синицына. Андрей надулся и промолчал.
— Дай-ка сюда дневник, — сказал Геннадий Николаевич. Он посмотрел на свет страницу и сказал: — Так и есть. Подчищена. Идем со мной.
Он крепко взял Синицына за руку и повел его.
Как раз в эту минуту, словно нарочно выбрав ее, откуда-то вынырнул Соломатин.
— Ребята! — крикнул он, запыхавшись. — Успел? Я их, гадов, на четверки переправил!