Конечно, я не могу похвастаться, что знаю жизнь, как таблицу умножения. Но все-таки кое в чем я разбираюсь. Мне сразу стало ясно, чем будет для нас письмо из «Комсомольской правды».
Забыв о солидности восьмиклассника, к тому же боксера, я исполнил танец диких индейцев и бросился звонить Мишке. У него как раз сидел Серёга. Они оба закричали в трубку, что сейчас придут и чтобы я не смел читать письмо без них.
— Я уже три раза прочитал! — завопил я в восторге. — Если вы через минуту не придете, еще раз прочитаю.
Мишка с Серёгой появились у меня ровно через шесть минут. Это было рекордное время. Мы сейчас же помчались в школу к Геннадию Николаевичу. На наше счастье, сегодня у него были дополнительные занятия с отстающими.
Эти занятия не пользовались у нас никакой популярностью до тех пор, пока не выяснилось, что с двойками не принимают в боксеры.
Началось с того, что Супин исправил двойку по черчению и отправился в секцию. Однако прием уже закончился. Тогда Геннадий Николаевич придумал гениальный дипломатический ход. Он пообещал похлопотать за Супина и остальных, кого не взяли из-за отметок. Но при одном непременном условии — чтобы эти ребята исправили не только двойки, но и тройки. Дополнительные группы сейчас же стали очень популярны. У самого Геннадия Николаевича занимались Соломатин и Супин, у которого была тройка по геометрии. Еще стали заниматься несколько троечниц. Валька и Супин относились к ним с презрением. Сами они учили математику ради дела, а девчата — неизвестно для чего.
Геннадий Николаевич занимался с ребятами в нашем классе (с третьей четверти мы стали учиться в одну смену). Ворвавшись в класс, мы в три голоса закричали, что пришло письмо из «Комсомольской правды».
Геннадий Николаевич сердито обернулся и зашипел:
— Тише!
Класс был непривычно пуст, сидели только на первых партах. Когда мы вошли, ребята заволновались, подняли головы и жадно уставились на нас.
— Продолжайте решать! — раздраженно прикрикнул на них Геннадий Николаевич и подошел к нам. — Что случилось? — сердитым шепотом спросил он. — Почему вы врываетесь во время занятия?
— Письмо из «Комсомольской правды», — тоже шепотом ответили мы.
— Долго вы будете мешать? Сейчас же уходите!
— Мы уйдем. Честное слово, мы уйдем, — зачастил Серёга. — Но вы прочитайте.
Не в силах сдержаться, он хлопнул меня по шее и застучал подошвами, будто танцуя чечетку. Но сразу остановился и смущенно улыбнулся Геннадию Николаевичу.
— Уйдете вы или нет?
— Прочитайте, — жалобно повторил Серёга.
Если бы раньше Геннадий Николаевич выгонял его, Серёга плюнул бы и побежал, скажем, к Вячеславу Андреевичу. Я, конечно, поступил бы точно так же. Теперь нам почему-то до зарезу нужно было, чтобы именно Геннадий Николаевич первым прочитал это письмо.
— Что там у вас? — спросил Геннадий Николаевич. — Давайте сюда.
Взяв у Серёги письмо, он положил его на стол.
— Пока все не решат задачу, — сказал он, — читать не будем.
Мы тихонько уселись втроем сзади Супина и Соломатина. В классе воцарилась тишина; слышно было только, как скрипят парты, когда ребята тянутся к чернильницам.
Наконец отстающие один за другим начали поднимать руки:
— Я решил.
— Я тоже решила…
Только Соломатин все еще пыхтел над задачей.
— Геннадий Николаевич, — не выдержал Серёга. — Он же до завтра не кончит.
Красный от возбуждения Соломатин посмотрел на него с ненавистью.
— Не мешай ему, — строго сказал Геннадий Николаевич и подошел к Вальке.
Все мы, сколько нас было в комнате, тоже подошли и, окружив Соломатина, стали заглядывать в его тетрадь.
— Я так не могу, — закричал Валька, бросая ручку. — Что это такое? Как в зверинце.
— Геннадий Николаевич, можно я ему подскажу? — попросил Мишка нетерпеливо. — Смотри, Валька…
— Никаких подсказок, Сперанский, — оборвал Геннадий Николаевич. И через минуту сам сказал: — Ну, что ты ставишь плюс вместо минуса? До чего же ты невнимателен, Соломатин.
— Где, где минус? — забеспокоился Соломатин. — Верно, черт!.. А то я бы первый решил.
— Ход решения правильный! — закричал Серёга. — Геннадий Николаевич, можно считать, что он решил. Законно. Где письмо?
— Вот оно, — невинно сказал Супин, хватая конверт со стола.
— С вами сойдешь с ума, — сказал Козлов, доставая из конверта глянцевитый плотный листок.
Сначала наш классный читал письмо стоя и не очень внимательно. Потом вдруг отодвинул тетрадь Соломатина и сел на парту. Ребята, сгрудившиеся возле него, стали просить, чтобы он читал вслух.