Выбрать главу

- Совсем?

- Совсем, - кивнул он.

Ирка ссутулилась на стуле и стала совсем жалкой и потерянной. Раньше такой номер проходил на "ура". Мишка обнимал ее, утешал и вел куда-нибудь развлечься. Сейчас он никак не отреагировал.

Ирка подождала еще несколько минут, распрямилась и сказала совершенно ясным голосом взрослой женщины:

- Что мы из-за какой-то стервы наши отношения будем портить? Спи с кем хочешь, мне плевать. Я ж тебя, дурака, хотела защитить. Они тебя используют, а ты и уши развесил Оля - то, Оля - се, а эта стерва даже обеда ни разу не приготовила. Скажи спасибо, что она еще не забеременела, сидел бы сейчас с кольцом на шее и ребенком на руках и неотвязной мыслью в голове: "А мой ли это ребенок"? - Ирка щелкнула зажигалкой и закурила.

Мишка не любил курящих женщин, но ему всегда нравилось, как она курила. Ирка, сидящая напротив, была совершенно чужой и незнакомой.

- Я с мужиком ее видела, потому и устроила все это, - продолжала она тем временем, глубоко затянувшись, она процитировала, - " Пока еще не быть рогатым мужем во власти короля, вот так вот. Вуаля." - Ирка воткнула окурок в пепельницу и подняла на него свои серые глаза. - Так, как насчет чая?

Мишка машинально кивнул. Такой он ее еще не видел. Ирка - женщина. Он знал Ирку - ребенка, Ирку - стерву, Ирку - друга. Но такой он видел ее впервые. Всегда он был старшим, серьезным, ответственным. Она была взбалмошной, безалаберной, сумасбродной. Между ними все было предельно ясно: он - старший, она - младшая. Сейчас она смотрела на него холодно - серьезно, взглядом старшей сестры, спасающей непутевого брата.

- Наши родители живут вместе двадцать пять лет, представляешь? Это же целая жизнь! Двадцать пять лет и все еще так любить друг друга, вот о чем я мечтаю. Мама говорит, что даже не заметила этих лет. Вот это любовь.

Мишка молча кивнул. Сказать было нечего. Сейчас он был сбит с толку. Он не знал, что поразило его больше: то, что Ольга его обманывала или новая Ирка. Он лишь машинально ел торт и видимо запивал его чаем.

Ирка тем временем деловито вытерла лицо припасенной салфеточкой и подправила макияж. Налюбовавшись на себя в зеркальце, она, наконец, взглянула на него:

- Мир?

- Мир.

- Ты меня снова любишь?

- "Загадочной католической любовью", - процитировал Мишка.

- Ты католик? - Ирка расширила глаза и стала прежней Иркой.

- Это цитата, - Мишка снова вернулся в привычную колею.

- Как тебе тортик?

- Есть можно, - снисходительно кивнул он.

- Вот жлоб!

Вечер закончился привычной потасовкой.

* * *

- Слушай, а может, и правда, а? - спросил Вовчик Мишку, склонившись над телом.

- Чего - правда? - Мишка рассматривал позу убитого, прикидывая, как все было.

- Развестись с Танькой и жениться на твоей сестре.

Мишка обалдел.

- У тебя психические расстройства в роду были? - спросил он.

- Ты это о чем? - насупился Вовчик.

- Надо быть ненормальным, чтобы не то что жениться на Ирке, но даже думать об этом!

- Почему? - Вовчик удивленно смотрел на Мишку.

Тот взял друга за плечи и, как следует, встряхнул.

- Очнись! Я знаю свою сестру и знаю тебя, ничего у вас не выйдет. Ты понял?

Вовчик насуплено кивнул и отвернулся к телу.

Мишка смотрел на него и думал, что Танькиной судьбы он бы не пожелала даже Ирке. Одно время он серьезно думал над словами Вики и честно перебирал в уме всех своих знакомых, пытаясь подобрать Ирке кого-нибудь. Но никому из них он бы не смог ее доверить. Поэтому решил, что она сама себе кого-нибудь найдет, он в этом участвовать не будет. Позднее, просочившись в ряды его коллег через спортзал, Ирка сама энергично взялась за дело. Дело дошло до того, что даже закоренелый холостяк Славик подстроился под ее график посещений и занимался в одно время с ней. Уловив их покровительственный тон и поняв, что ей все спустят с рук, Ирка в конец распоясалась, устраивая им разные гадости в душе и на тренировках. Парни, правда, тоже в долгу не оставались. Карикатуры на шкафчике и гнусные стишки были лишь частью их коварной мести. В зале ей не было никаких поблажек. Мишке даже иногда казалось, что они перегибают палку, но он один раз обещал себе не вмешиваться и с трудом держал слово.