Мисьон, Пасьон, Гравитасьон
Демониада
Глава 1
Окольцованный дорогой огрудок земли лежал под отшлифованным морем стеклом старой лампы. Боковым зрением Самогнилов заметил тусклые объекты на дне колбы. Рыча от бессилия, бес сделал попытку сорвать цоколь и дотянуться до фигур в нижней части острова. Он плыл на одной лишь задержке дыхания в скоплении дюралевых звезд, любуясь мерцанием осколков своей души на фоне пластикового неба: он чувствовал бесстрастную суету из тысяч движений, заполнявших смыслом чьи-то раковины, бесчувственность механизмов, стремившихся показать свою лучшую форму. Укрывшееся в крепости детство просканировало его радиочастотные метки на предмет «свой» - чужой», прежде чем он выбрался из воды и подчинился властям города.
Тюрьма была единственным местом, которое не требовало причуд нового времени, клетка с динамическим экраном была хосписом, уводившим затравленную нежить в холодную усталость, принимавшим агонию его угасания. Бушевавшая огненная дыра озарила заклятую духами мглу, вылизанные впадины гор и лавовые купола технологичной горошины. Самогнилов вообразил модуль отцовского автопоезда. Выпотрошенная рыба трепыхалась на его железном троне. Под ним океаническая вода смешивалась с метаном, и где-то на той стороне антимира превращалась в грубую силу, способную договориться с механическим нутром дьявола. Бес сравнил водородный двигатель с вихревым генератором сердца, создававшим всасывание, вращение и ритм. Его сигналы пробивали на перфоленте машины точечную радость и тиреобразную боль.
Кружка термоса выкачала тепловую энергию камеры, восстанавливая равновесие с холодом. Тот, кто не делился теплом, вычеркивал себя из списка человеческого рода. В глубине технопарка механическая рука лепила из морены тела, прикручивала к ним головы. Огонь пожирал плоть. Бренные оболочки доставались инженерам и конструкторам, операторам и утилизаторам опытных серий. Функция, как дымный табак, наполняла пустоту тетрафторэтиленовой сферы. Любой двухполюсный кадр превращался в дурной либо добрый сон за блэкаут портьерой, любой кадр подменялся необработанным сердцем шаблоном.
В тюремную камеру проник вызревший туман желаний. В молочно - белое полотно ворвался поезд из немого кино, разбив призму тупикового упора. Он преодолел островной тоннель, и железная дорога трансформировалась на экране в одномерную точку. Вагоны встали на перегоне. Конвой вылил в овраг дары «ночного золота». Вдохновлённая газами войны органика доедала тело Самогнилова в таликах кратера, как пережиток прошлой цивилизации. Выносившая его под сердцем реальность пощекотала кинзой волосатые ноздри, запустила в омут души коньячных клопов, выдавив из нутра генетический мусор из колючих сорняков, непокорных изюбрей и борзых волков.
В залатанной дыре бесконечности луна пряталась за земной тенью. На обнесенном валом нарыве земли танцевали ученики, пронося через свои низы электромагнетизм очищения. Ломая ноги, расшибая головы, они сближались с выдуманным, героическим миром, в нем они влюблялись, боролись и привыкали к страданиям. От купола школы отделились выпуклые облака, снося забитые илом каркасы колец, сбивая трубчатые своды. Хранилище знаний освободилось от подержанных шаблонов, и прощальный звонок зазвучал на окраине города.
На смотровой площадке «Пастушки облаков» бес смочил сморщенное от обезвоживания лицо кисеей туч и принял избавительные конвульсии города, перегруженного драматизмом театральных представлений. В смутном гуле плачущая струна вибрировала в нижнем диапазоне страстей. Выгоревшее ядро беса сопротивлялось силе, обжигавшей холодом выхолощенные тела в непрерывном людском течении. Эта сила, прибывшая на спинах ледяных комет, звенела капелью исцеляющих слов, стекала пенными каскадами по горбам ледников, возвращая к жизни бездыханные тени людей из бетонной коробки.
Прибывшие доставали из трюмов яркие тряпки и спешили в банк, чтобы через судный процент узаконить свое вечное рабство. Трамвай встал перед баррикадой из тел. Пассажиры выходили на аллею Шлюх и колотили привязанную к столбу вагоновожатую. Женщину били за то, что она не сохранила семью, погубила двух сыновей и не скопила денег на покупку дома. Боль отзывалась бурлящим увещеванием в ее ягодицах, звериная флегма простреливала коленные чашечки. Самогнилов помог Елене забраться в кабину, и сделал так, чтобы трамвай скрылся в черно-белых узорах иллюзорного коридора движения.